Фаршад на мгновение остановился, обдумывая два варианта. Затем он сел напротив Колчака с пустой тарелкой.
— Хороший выбор, — сказал Колчак. Единственным другим звуком был звук работающего аквариумного фильтра в углу. На правом мизинце он носил золотое кольцо с печаткой. Левой рукой он нервно играл со светлыми, почти белоснежными волосами, которые касались верхушек его ушей. Его маленькие проницательные глаза были холодными и голубыми, их цвет слегка поблек, как у двух драгоценных камней, ограненных много поколений назад. Нос у него был длинный, заостренный, с красным кончиком; казалось, Колчак боролся с простудой. — Я не думаю, что ты видел новости, — сказал он Фаршаду. Английский акцент Колчака казался слегка британским и старомодным, как будто Фаршад подслушивал разговорные нравы прошлого века.
Колчак включил видео со своего ноутбука. Они вдвоем выслушали обращение, с которым за пару часов до этого выступил американский президент. Когда видео оборвалось, ни один из них не произнес ни слова. Наконец Колчак спросил Фаршада о его отсутствующих пальцах.
— Сражаюсь с американцами, — объяснил он. Затем Фаршад указал на перстень с печаткой Колчака, который при ближайшем рассмотрении был украшен двуглавым орлом. — А твое кольцо?
— Он принадлежал моему прапрадедушке. Он также был морским офицером, Имперским военно-морским флотом. Колчак глубоко затянулся сигаретой. — Он участвовал в нашей войне с Японией. Потом большевики убили его, когда он был уже стариком. Это кольцо оставалось спрятанным в моей семье в течение многих лет. Я первая, кто носит его открыто после него. Время все меняет.
— Как ты думаешь, что сделают американцы? — спросил Фаршад.
— Я должен спросить вас, — ответил Колчак. — Ты уже сражался с ними раньше.
Этот легкий жест почтения застал Фаршада врасплох. Сколько времени прошло с тех пор, как кто-то интересовался его мнением? Фаршад ничего не мог с собой поделать; он испытывал определенную привязанность к Колчаку, который, как и он, был верным сыном нации, которая не всегда справедливо относилась к нему или его семье. Фаршад ответил Колчаку, сказав, что у американских президентов была неоднозначная история, когда дело доходило до соблюдения добровольно установленных "красных линий". Он поинтересовался, захотят ли Соединенные Штаты прибегнуть к ядерному оружию — даже к тактическому ядерному оружию, как предложила президент в своем выступлении, — чтобы помешать китайцам аннексировать Тайвань. — Соединенные Штаты когда-то были предсказуемыми, но теперь уже не настолько, — заключил Фаршад. — Их непредсказуемость делает их очень опасными. Что будет делать Россия, если Соединенные Штаты начнут действовать? Вашим лидерам есть что терять. Куда бы я ни посмотрел, я вижу богатых русских.
— Богатые русские? — Колчак рассмеялся. — Такого понятия не существует.
Фаршад не понял. Он упомянул их вездесущие мегаяхты в Средиземном и Черном морях, их роскошные виллы на побережье Амальфи и Далмации. Всякий раз, когда Фаршад выезжал за границу и видел какую—нибудь великолепную вещь — виллу, яхту, частный самолет, стоящий на холостом ходу на взлетной полосе, или женщину, увешанную драгоценностями сверх всякой меры, — и спрашивал, кому все это принадлежит, неизбежным ответом всегда был какой-нибудь русский.
Колчак покачал головой. — Нет, нет, нет, — — сказал он. — Богатых русских нет. — Он затушил сигарету в пепельнице. — Есть только бедные русские с деньгами.
Закуривая очередную сигарету, Колчак начал разглагольствовать о "Родине", своей "Матери-России", о том, что во многих ее воплощениях, будь то царские, империалистические или коммунистические, она никогда не пользовалась легитимностью других мировых держав. — Во времена империи наши цари при дворе говорили по-французски, — сказал Колчак. — Во времена коммунизма наша экономика была пустой оболочкой. Сегодня, при Федерации, наши лидеры рассматриваются остальным миром как преступники. Ни в Нью-Йорке, ни в Лондоне они не уважают никого из нас, даже президента Путина. Для них президент Путин не дедушка нашей Федерации; нет, для них он просто еще один бедный русский, в лучшем случае гангстер, даже несмотря на то, что он отвоевал наши исконные территории в Крыму, Грузии и Великой Украине; даже несмотря на то, что он искалечил политическую систему Америки, так что теперь их у президента даже нет партии, но он должен баллотироваться как один из этих ослабевших "независимых". Мы — хитрый народ. Наш лидер — один из нас, и он такой же хитрый. Вы спросили, что будет делать Россия, если Соединенные Штаты начнут действовать? Разве это не очевидно? Что делает лиса в курятнике? — Губы Колчака растянулись в улыбке, обнажив зубы.
Фаршад всегда понимал или, по крайней мере, понимал умом, что у его страны и России много общих интересов. Но с Колчаком он начал понимать глубину их родства, степень, в которой их две нации развивались в тандеме, разделяя траекторию. У обоих было имперское и древнее прошлое: у русских царей, у персидских шахов. Оба пережили революции: и большевики, и исламисты. И оба пострадали от антипатии Запада: экономических санкций, международного осуждения. Фаршад также понимал или, по крайней мере, интуитивно понимал, какая возможность сейчас открывается перед его российскими союзниками.
Они покинули свой порт приписки Калининград три недели назад. В первую неделю своего путешествия "Резкий" отслеживал многочисленные корабли Третьего и Шестого флотов США, которые агрессивно патрулировали западную Атлантику и эти северные балтийские воды. А потом, совершенно неожиданно, их американские противники исчезли. После двух катастроф в Южно-Китайском море назначение американского флота стало очевидным. Столь же очевидной была возможность, которую представляло его отсутствие. Не менее пятисот волоконно-оптических кабелей, на долю которых приходится 90 процентов доступа в Интернет 10G в Северной Америке, пересекали эти ледяные глубины.
— Если американцы взорвут ядерное оружие, — сказал Колчак, — я не думаю, что мир будет сильно беспокоиться, если мы повредим несколько подводных кабелей. — Он пристально посмотрел на Фаршада. — Я также не думаю, что мир много сказал бы, если бы наши войска захватили кусочек Польши, чтобы объединить Калининград с материковой частью России. — Колчак указал на карту на стене. Он очертил пальцем коридор, который дал бы России прямой сухопутный доступ к ее единственному балтийскому порту. Сам Путин часто говорил о возвращении этой полоски земли. — Если американцы применят ядерное оружие, они станут государством-изгоем, которым они всегда называли нас.
— Ты думаешь, они когда-нибудь пойдут на это? — Спросил Фаршад у Колчака.
— Десять или даже пятнадцать лет назад я бы сказал "нет". Сегодня я уже не так уверен. Америка, которой они считают себя, больше не является той Америкой, которой они являются. Время все меняет, не так ли? И теперь это меняет мировой баланс в нашу пользу. — Колчак посмотрел на часы. Он закрыл ноутбук и взглянул на Фаршада. — Но уже поздно. Тебе нужно немного отдохнуть.
— Я не могу уснуть, — сказал Фаршад.
— Почему?
Фаршад позволил тишине установиться между ними, так что Колчак мог различить слабый звук льдин, скользящих по корпусу корабля. — Я нахожу это звучание нервирующим, — признался Фаршад. — И корабль постоянно качается.
