Поэтому он ехал молча.
И он задумался.
Он думал об одном и том же всю ту ночь — когда он ужинал со своей матерью и Ашни, когда он нес дочь в постель, а ее руки крепко обвились вокруг его шеи, как две веревки, и когда он пожелал своей матери спокойной ночи в комнате для гостей, и она поцеловала его, что было нехарактерно, в губы, лоб, а затем коснулась его щеки сложенной чашечкой ладонью, чего не делала уже много лет, со времени его развода. Мысль была такова: я должен доставить свою семью в безопасное место.
Чоудхури знал, где находится это место. Это было не бомбоубежище (если таковое вообще еще существовало) и не за городом (хотя это было бы неплохим началом). Нет, заключил он, всего этого будет недостаточно.
Он знал, что ему нужно было делать.
Кому ему нужно было позвонить.
В тишине своего дома, когда мать и дочь спали так близко, что ему приходилось говорить шепотом, он взял телефон и набрал номер. Ответ пришел после первого гудка.
— Говорит адмирал Ананд Патель….
Чоудхури замер. Последовала пауза молчания.
— Алло? Алло?
— Привет, дядя. Это я, Сандип.
13:36 27 июня 2034 года (GMT+8)
300 морских миль от побережья Чжаньцзяна
Белый свет на горизонте.
Вот как Сара Хант всегда будет помнить это.
11:15 30 июня 2034 года (GMT+8)
Международный аэропорт Тайвань Таоюань
Линь Бао верил, что знал их, но это было не так.
Если когда-то он и считал себя наполовину американцем, то теперь так не думал. Не после того, что они сделали в Чжаньцзяне три дня назад. Каждый член его команды знал кого-то, кто там погиб, и почти у всех были родственники в зоне взрыва. Бесчисленные его друзья — от времен академии до службы на других кораблях, до трех кузенов, которые не имели никакого отношения к флоту, но жили в том портовом городе на берегу бирюзового моря, — все они исчезли в одно мгновение, в мгновение ока. Другим не так повезло. Линь Бао не мог задерживаться на деталях; они были слишком ужасны. Но он знал, что больницы в Бэйхае, Маомине, Янцзяне и даже в Шэньчжэне уже были заполнены до отказа.
Если американский удар по Чжаньцзяну был быстрым и решительным, то вторжение Народной армии на Тайвань доказало свою эффективность — хотя это и не было ответом Пекина на взрыв мощностью 150 килотонн; это было еще впереди. Обсуждение этого ответа стало причиной того, что Линь Бао был вызван со своего корабля на конференцию, так что теперь он ожидал прибытия министра Чана в международном терминале аэропорта, в том, что когда-то было залом ожидания первого класса British Airways. Окна от пола до потолка позволяли Линь Бао любоваться оккупацией острова его страной. Несмотря на то, что вторжение закрыло аэропорт для гражданских перевозок, он был загружен — если не сказать более загруженным — военными перевозками, пригородные самолеты были заменены истребителями и транспортными средствами, а отдыхающих и деловых путешественников заменили солдатами. Когда министр Чан наконец прибыл в гостиную, за ним следовала огромная свита охраны, которая, как он извиняющимся тоном объяснил, и была причиной его задержки. — Они стали очень оберегать меня, — сказал он и нервно рассмеялся, одарив свою охрану одной из своих характерных широких улыбок, но никто из них не ответил на нее.
Министр Чан сопроводил Линь Бао в конференц-зал, чистый застекленный куб, предназначенный для использования руководителями в перерывах между рейсами. Эти двое сидели рядом друг с другом на одном конце длинного стола. Линь Бао не мог не заметить форму министра Чана, которая не была его обычной служебной одеждой, а скорее набором плохо сидящих камуфляжных костюмов, на которых все еще сохранились складки от того, что они были сложены в пластиковую упаковку. Как и Линь Бао, министр не мог не бросать время от времени восхищенных взглядов на свои войска, которые эффективно перемещались по аэропорту, рассредоточиваясь по всему Тайбэю, а затем и за его пределами для захвата и аннексии этой упрямой республики, наконец-то поставленной на колени.
Однако, когда внимание министра Чана вернулось в конференц-зал, выражение его лица стало суровым, и он начал потирать подбородок, как будто это был способ заставить свою челюсть двигаться. В конце концов он заговорил: — Наше положение становится все более шатким. У нас есть неделя, может быть, две, пока американцы не соберут свои флоты так близко к нашему материку, что у нас больше не будет свободного выхода к морю. Что недопустимо. Если мы позволим этому случиться, американцы задушат нас, как мы это сделали здесь, на этом острове. Поскольку наш доступ к морю перекрыт, весь наш материк окажется под угрозой вторжения, не говоря уже о ядерной угрозе. Американцы переступили этот порог. Как только страна сбросила одну ядерную бомбу, клеймо позора от второй или третьей становится меньше. Настал момент, когда мы должны определиться с планом действий.
Министр Чан говорил властно, что заставило Линь Бао поколебаться, прежде чем ответить: — Это причина этого? — и Линь Бао с трудом подбирал слова, чтобы описать характер их встречи, которая якобы и была причиной, по которой министр Чан вызвал его сюда, подальше от своего корабля, в зал ожидания British Airways, который все больше ощущался как странное, даже незаконное место — Я имею в виду, причина этой конференции ?
Министр Чан наклонился вперед в своем кресле, нежно положив руку на предплечье Линь Бао. Затем он посмотрел в окно, на свою охрану, как бы удостоверяясь, что его окружение в темных костюмах заметило этот жест. И Линь Бао увидел, что они это сделали. Постепенно он начал интуитивно понимать подтекст их встречи, поскольку министр Чан признался, что их "конференция" была "конференцией двоих". Да, он мог бы пригласить командующего оперативной группой спецназа, лишенного воображения генерал-майора, чьи войска уже рассредоточились по Тайбэю, захватывая стратегические объекты, такие как радио, телевидение и электростанции, а также собирая вероятных агитаторов; и он мог бы также пригласить командующего их ВВС. силы, технократ, который координировал обширную логистическую сеть пополнения запасов, держа свои истребители и штурмовики наготове для любого контрудара; но приглашение любого из них подорвало бы их усилия. Кроме того, министр Чан объяснил, что он не был уверен, что они обладают "необходимыми компетенциями для того, что будет дальше".
Что вызывало вопрос о том, что будет дальше.
Когда Линь Бао спросил об этом, министр Чан стал нехарактерно сдержанным. Он скрестил руки на груди, слегка склонил подбородок набок, так что краем глаза наблюдал за Линь Бао, как бы подтверждая, что с самого начала правильно его оценил.
— Кажется, меня отозвали в Пекин, — сказал министр Чан Кайши. Он еще раз бросил взгляд за пределы стеклянного конференц-зала, туда, где задержалась его охрана. Теперь Линь Бао понял: эти люди должны были обеспечить возвращение министра — хотел он того или нет. — После того, что произошло три дня назад в Чжаньцзяне, — продолжил министр, — некоторые голоса говорят, что наше планирование просчитало американский ответ. — Он пристально посмотрел на Линь Бао, изучая его на предмет малейшей реакции на подобные обвинения в просчете. — Те же самые голоса, как внутри, так и за пределами Постоянного комитета Политбюро, обвиняют меня. В подобной интриге нет ничего удивительного. Мои враги видят уязвимость и наносят удар вслед за ней. Они утверждают, что я виноват в действиях наших ненадежных союзников в Баренцевом море или в том, что американский президент, чья самая большая слабость — это ее страх быть воспринятой слабой. Я не продвинулся бы так далеко, не обладая определенными инстинктами, которые позволяют мне плести такие интриги. И именно эти инстинкты привлекли меня к вам, адмирал Линь Бао. Именно поэтому я назначил вас на место Ма Цяна, и именно поэтому я прошу вашей поддержки сейчас не только против наших врагов снаружи, но и против наших врагов внутри.
