Второй "Сухой" заметил угрозу приближающегося "сайдвиндера".
Из его фюзеляжа вылетели фольга и сигнальные ракеты.
Ведж мог видеть, как "сайдвиндер" по спирали приближается к нему, когда он подбежал ближе ко второму "Сухому", как в игре "цыпленок втроем". Затем сайдвиндер повернулся вокруг своей оси, следуя за горящим куском магния. Одновременно оба "Веджа" и второй "Сухой" выпустили очереди из своих пушек. Когда эти двое проходили мимо друг друга, раздался звук, похожий на треск ветки, отломившейся от дерева…
…Повсюду голубое небо, оно становится черным, а затем снова становится синим.
Ветер в лицо Веджу.
Когда очнулся, штурвал выскользнул из его правой руки. Ведж схватил его, возвращая контроль над своим "Хорнетом". Судя по приборам, он не сильно потерял высоту. Он не мог быть без сознания долго, может быть, секунду, как будто моргнул. Под его ногами росла лужа. Он дотронулся до своего правого бедра и нащупал выступ. Кусок стали — вероятно, от фюзеляжа — вонзился ему в бедро. Две дыры размером с большой палец — около тридцати миллиметров, чуть больше, чем его собственная пушка, — пробили переднюю левую и заднюю правую части его кабины, отсюда и ветер, дующий ему в лицо.
Он оглянулся назад, туда, где должен быт второй "Сухой". Он легко нашел его по синеватому следу дыма, поднимавшемуся от одного из двигателей. В том же направлении, чуть дальше, в совершенно чистом небе виднелось маслянисто-черное облако дыма. Это могло быть только одно — другой "Сухой". Его "сайдвиндер", должно быть, нашел свою цель. Он одержал свою первую в истории победу в воздухе. Он почувствовал головокружение, которое могло быть вызвано потерей крови и, возможно, реакцией его тела на волнение от этого достижения.
Теперь Веджу нужно было подняться на десять тысяч футов. Ему все еще нужно было доставить свой груз. Тогда он придумает, как добраться домой или, по крайней мере, как уйти достаточно далеко в море, чтобы сесть на воду. Он медленно поднимался. Его левый горизонтальный стабилизатор был прострелен, что делало самолет неустойчивым при наборе высоты и трудным в управлении. Ни один из его двигателей не работал на полную мощность; оба истекали топливом. Какой бы ущерб он ни причинил второму "Сухому", он получил примерно то же самое. И пока он набирал высоту, этот упрямый второй пилот пристроился за ним, прихрамывая в погоне.
"Это уже не имеет значения", — заключил Ведж. Он уже преодолел восемь тысяч футов.
Он взглянул вниз на раскинувшийся перед ним город. В его поле зрения появились маленькие точки света. Он попытался сморгнуть их прочь. Затем головокружительная темнота поползла внутрь с его периферии, как будто он мог снова потерять сознание. Лужа, в которой он сидел, продолжала увеличиваться. Когда он посмотрел на свой высотомер, он тоже был расплывчатым, но вскоре показал десять тысяч футов. Ведж провел последовательность активации бомбы. Его руки чувствовали себя так, словно на нем было несколько пар перчаток, когда он неуклюже переключал переключатели и кнопки и выстраивал свой самолет под углом атаки. Сухой был позади него, но ему нужно было еще тридцать секунд, может быть, чуть больше, прежде чем он будет разбираться с этим.
Многое должно было произойти за эти секунды.
Все было готово. Палец Веджа завис над кнопкой. Какое бы головокружение или замешательство он ни испытывал мгновениями раньше, они уступили место совершенной ясности.
Он нажал на кнопку отбоя.
Ничего.
Он ударил еще раз.
И еще раз.
И все же ничего. И теперь "Сухой" набирал высоту, заходя вслед за ним. Ведж в отчаянии ударил по кнопкам управления в своей кабине. Он вспомнил десятый "Хорнет" в их эскадрилье, тот, что упал на тренировке за несколько дней до этого. Он думал, что они устранили эту проблему с механизмом разблокировки. По-видимому, нет.
Это не имело значения. У него была работа, которую нужно было делать.
Ведж толкнул штурвал вперед, ныряя под углом. Заряд прошел процедуру постановки на боевой взвод, и если он застрял у него на подвеске, он сбросит его сам. "Сухой" не последовал за ним, а вместо этого оторвался, понимая маневр и, очевидно, не желая в нем участвовать. Не то чтобы это что-то изменило. "Сухой" не сможет установить достаточное расстояние между собой и тем, что должно было произойти.
Ощущение невесомости охватило Веджа, когда он нырнул.
Детали ниже — здания, автомобили, отдельные деревья и даже отдельные люди — быстро заполнялись. Этот бизнес, война, бизнес его семьи и его страны — он всегда признавал, что это грязный бизнес. Он подумал о своем отце и дедушке — единственной семье, которая у него была, — которые услышат новости о том, что он сделал. Он подумал о своем прадедушке, который летал с Паппи Бойингтоном. И, как ни странно, он подумал о Паппи и старых историях о том, как он смотрел сквозь свой фонарь, осматривая горизонт в поисках японских истребителей, с сигаретой, свисающей с его губы, прежде чем он выбросит ее в просторы Тихого океана.
Город стремительно приближался к Веджу.
Он сказал адмиралу Хант, что не совершает самоубийственных миссий. И все же это не было похоже на самоубийство. Это казалось необходимым. Как акт созидательного разрушения. Он чувствовал, что он был концом чего-то, и, став концом, он достигнет начала.
Ветер из отверстия в фюзеляже дул ему в лицо.
На высоте пятисот футов он вспомнил о пачке праздничных "Мальборо", которую засунул в левый нагрудный карман летного комбинезона. Хотя это было бесполезно, он потянулся к ним. Это был его последний жест. Его рука легла на сердце.
19:19 30 июля 2034 года (GMT+8)
Пекин
Еще трое сотрудников службы внутренней безопасности ждали в вестибюле отеля Four Seasons. Они вошли в лифт вместе с Линь Бао. Ни единого представления, никто не говорит. У сопровождавшего его человека в темном костюме, который забрал его из министерства, был номер номера апартаментов, где Чжао Лэцзи и другие ключевые члены Политбюро тайно встречались, чтобы обсудить надлежащий стратегический ответ на потопление "Чжэн Хэ".
У Линь Бао были идеи относительно того, каким мог бы быть этот ответ. Он предпочел сосредоточиться на этих идеях, а не на том, почему они встречались в Four Seasons, а не в каком-нибудь более безопасном месте, или почему они вышли из лифта только на пятом этаже и теперь шли по коридору с близко расположенными комнатами, а не люксами. Участие Индии может оказаться позитивным событием, если его правильно использовать. Вмешательство индийцев привело бы к тому, что удары по Галвестону и Сан-Диего стали бы последними в войне. Если его страна нанесет последний удар, они смогут доказать — по крайней мере, своему собственному народу, — что они были победителями. И они могли избежать того, что в этот момент казалось неизбежным контрударом по другому из их крупных городов — Тяньцзиню, Пекину или даже Шанхаю.
Он объяснит это Чжао Лэцзи и всем остальным членам Политбюро, присутствовавшим на этом заседании. Линь Бао вообразил, что Чжао Лэцзи возложит часть вины за Чжэн Хэ на его плечи. В конце концов, в приказе о развертывании стояло его имя, а не Чжао Лэцзи или любого другого члена Политбюро. Скорее всего, они обвинили бы его в превышении своих полномочий во время войны, но не более того. Они хотели бы избавиться от него. После того, как с американцами будут заключены мирные переговоры, Линь Бао будет легко убедить Чжао Лэцзи повернуть в другую сторону, пока он дезертирует. Во всяком случае, дезертирство помогло бы доказать суть обвинений, которые, несомненно, выдвинет Чжао Лэцзи, а именно, что Линь Бао не заслуживает доверия, является тайным союзником американцев. Скатертью дорога, сказали бы они. И он вернется в страну, где родилась его мать. Может быть, даже в Ньюпорт, к своей семье. Чтобы учить.
