Вот и все — это все, о чем я думал.
Обязательно продолжайте принимать сердечные лекарства.
И спасибо за коробку красных "Мальборо".
Я люблю тебя,
Крис
Старик закончил читать. Он посмотрел в окно, на поля, на которых они когда-то играли. Была поздняя осень. Листья были собраны в большие кучи. Он аккуратно сложил письмо и положил его в конверт. Он сидел в одиночестве в кресле, пока день клонился к темноте. Время от времени вдалеке он слышал глухой звук самолета, невидимо пролетавшего над головой.
07:40 16 апреля 2039 года (GMT+5:30)
Нью — Дели
Сандипу Чоудхури нужно было успеть на рейс. Его такси в аэропорт прибудет через несколько минут. Накануне вечером он тщательно упаковал вещи. Это будет его первая поездка обратно в Соединенные Штаты с тех пор, как он покинул Вашингтон в составе мирной делегации пять лет назад. Он привез с собой разнообразную одежду, в том числе костюм, который он надевал на официальные встречи, но в основном он упаковал вещи для ношения в лагерях вокруг Галвестона и Сан-Диего, которые были заполнены внутренне перемещенными лицами, которым еще предстояло переселиться. Для Чоудхури было странно задаваться вопросом, стоит ли ему брать с собой лишнее мыло или зубную пасту в американский город, где когда-то можно было купить все, что угодно. Но не больше. По крайней мере, так сказал сотрудник службы безопасности в штаб-квартире ООН в Мумбаи.
По правде говоря, дистанцирование Чоудхури от Америки началось, когда он переселил своих мать и дочь в Нью-Дели. Его мать, которая теперь примирилась со своим стареющим братом, не хотела покидать его. И если его мать не хотела оставлять своего брата, Чоудхури не мог оставить свою мать — особенно в свете привязанности Ашни к ее бабушке. Девочка уже столько пережила из-за потери собственной матери. Этот подсчет семейных обязательств привел к тому, что Чоудхури ушел из администрации и остался в стране, которую его дядя настойчиво называл "твоей родной страной". Как только Чоудхури принял это решение, он был приятно удивлен, обнаружив, что его опыт пользуется большим спросом. После мирных соглашений в Нью-Дели и политический, и деловой мир открылись перед ним так, как он никогда не мог ожидать. Он не только служил на самых высоких уровнях исполнительной власти США; он был экспертом по Индии (или просто индийцем, если нарушитель не читал его резюме). Международные лоббисты, аналитические центры, венчурные капиталисты, фонды национального благосостояния — они настойчиво предлагали ему места в совете директоров, опционы на акции и престижные звания, такие как "Старший выдающийся научный сотрудник", соперничая за его опыт в рамках общего стремления понять влияние Индии как экономического и политического гиганта.
Для Чоудхури это означало, что у него не было причин возвращаться в Америку. Однако, собирая вещи для этой поездки, это слово "назад" снова пришло на ум. Хотя с момента переезда в Нью-Дели к нему приходил успех за успехом, в том, как он покинул дом, осталась определенная горечь. Как часто он прокручивал в уме события пятилетней давности, задаваясь вопросом, мог ли другой набор решений привести к другому набору результатов. Он подумал и о Уискарвере, чья обструкция индийского военного атташе в конце концов обнаружилась, скандал, который стоил администрации следующих выборов, так что даже если бы Чоудхури остался, он вскоре остался бы без работы. Но ничто из этого никогда не облегчало более глубокую рану, которая заключалась не в потере жизни, какой бы трагичной она ни была, а скорее в принесении в жертву самой Америки, самой идеи о ней.
Чоудхури собрал один чемодан и ручную кладь — дневной рюкзак, который он мог взять с собой, когда отправлялся в лагеря. Его офис в Верховной комиссии ООН по делам беженцев также посоветовал ему взять с собой спальный мешок. В зависимости от дорожных условий и наличия жилья существовала вероятность того, что его делегации, возможно, придется провести одну или две ночи в этих жалких лагерях, деталь, которую Чоудхури скрыл от своей матери, которая бы этого не одобрила. Циклические вспышки тифа, кори и даже оспы часто прорастали из неубранных уборных и рядов пластиковых палаток. Эти болезни опустошили общины повсюду, только увеличив стоимость войны. Их собственный родной город Вашингтон, округ Колумбия, потерял почти пятьдесят тысяч жителей из-за вакциноустойчивого штамма краснухи два года назад. Тогда Чоудхури хотел вернуться, чтобы помочь, но мать убедила его не только остаться в Нью-Дели, но и подать заявление на получение индийского гражданства. Что он неохотно и сделал. — Тебе нужно смириться с тем, что это может быть твоим домом, — сказала она. И все же он не мог до конца поверить, что Америка, которую он помнил, Америка, которую Кеннеди и Рейган оба называли "городом на холме", может исчезнуть.
За исключением того, что Америка была идеей. А идеи очень редко исчезают.
Всякий раз, когда он впадал в отчаяние, он напоминал себе об этом.
Поставив сумки у входной двери, он вошел в свой кабинет, который когда-то был кабинетом его дяди, в ту самую комнату, где он узнал о нападениях на Галвестон и Сан-Диего. На углу стола стояла фотография его прапрадеда, Лэнса Наика Имрана Сандипа Пателя из Rajputana Rifles. Это была не та фотография из Делийской гимназии, которую дядя показывал ему много лет назад, а фотография более позднего периода жизни его прапрадеда, после его военной карьеры, когда он сколотил скромное состояние, продавая оружие во время раздела недавно сформированному индийскому правительству. Хотя сорок лет между фотографиями скрыли сходство молодой и старой версий одного и того же человека, взгляд был безошибочным. Это было безответное желание большего — сделать больше, достичь большего, сделать жизнь лучше, безопаснее, достойнее. По мнению Чоудхури, это был явно американский взгляд, хотя нога этого человека никогда не ступала в Америку.
Когда он вспоминал своего прапрадеда и вспоминал Рейгана и Кеннеди, которые чувствовали себя дедушками другого сорта, и их общее видение "города на холме", он чувствовал уверенность в том, что Америка, как идея, не зависит от какого—либо определенного набора границ, чтобы терпеть. На самом деле, в этой гуманитарной поездке, спонсируемой ООН, он внесет свой вклад в восстановление американских идеалов на самых их берегах.
Снаружи остановилось его такси. Чоудхури попросил водителя подождать минутку. Другая идея нестройно зазвучала в его голове, идея другого американского праотца. Эти слова были сказаны молодым Авраамом Линкольном за два десятилетия до катастрофы, которая стала Гражданской войной в Америке. Линкольн сказал, что все армии Европы, Азии и Африки, вместе взятые, со всеми сокровищами земли (за исключением наших собственных) в их военных сундуках, с Бонапартом в качестве командира, не смогли бы силой взять глоток из Огайо или проложить путь по Голубому хребту в испытание длиною в тысячу лет…. Если разрушение — наш удел, мы сами должны быть его автором и завершителем. Как нация свободных людей, мы должны жить вечно или умереть от самоубийства.
Нация свободных людей.
