Эксперт был явно доволен своей работой.
Полковник выслушал, нахмурился и, пообещав Рыкову заехать вечером, вышел на улицу.
Заключения экспертов по первому эпизоду никак не увязывалось в общую систему преступлений. Этот эпизод стоял обособленно — он был практически бессмысленным. К сожалению, ни инспектора, ни начальник ГАИ, уже не могут дать показаний. И тут Ткачёв не то, чтобы вспомнил, а осознал, что начальника ГАИ застрелил Хмель. Скобцев никак не мог хотеть выпрыгнуть в окно — он перепугался до паралича, когда увидел полковника в кабинете. Так что же там произошло?! А Хмель, заикнувшись про некие факты, так и не сказал ничего.
Вечером, раздав указания и взяв остальные заключения из прокуратуры, Ткачёв не поехал в больницу к Поплутину, а засел дома, разложив бумаги. В принципе, его работа была законченной — все участники преступлений были выявлены. Но чутьё старого опера подсказывало, что не всё так гладко. Мотив первого нападения на инкассаторов не очевиден, так же и нападение на ОКБ. Да, бармен Андрюха хоть и владел навыками подрывника, но взрывчатки в цехе не нашли, да и Андрюши там не было. А Вадима Марковича, если уж он надумал бежать из СССР с разработками какой-то неведомой конструкции, могли увезти и вечером. И совсем не надо было для этого штурмовать здание завода, а тем более убивать старика-сторожа. Тут что-то другое! Тем более в кафе оставались деньги и какие-то материалы. Но какие? А ведь об этом должен знать Мишин, ведь он ходил в кафе с Хмелём.
Ткачёв быстро собрался и через полчаса стучался в дверь Топтыги.
— Начальник?! Вот уж не ожидал тебя увидеть.
— Разговор есть, — полковник отстранил «авторитета», и прошёл в дом. — Кто-то ещё есть?
— Нет никого. Серафиму я в другой город отослал. Нечего тут отсвечивать.
— А твои подельники?
— По норам сидят, начальник. Нафиг сейчас нос высовывать, когда такой кипишь в городе. Вот утихнет…
Ткачёв пристально взглянул на Топтыгу.
— А теперь, скажи мне, что вы нашли в кафе, когда туда лазили?
Топтыга сразу ответил:
— Денег я взял, ты же сам разрешил.
— Ещё что?
Топтыга силился вспомнить.
— Погодь. У напарника твоего сумка вроде была.
— Сумка?!
— Да. Знаешь, такая необычная — небольшая и с двумя ручками. Я не стал интересоваться.
Полковник ушёл, не сказав ни слова удивленному Топтыге.
Значит, Хмель что-то нашёл в кафе, но посчитал нужным это не показывать Ткачёву. Что могло быть в сумке? Документов, удостоверяющих личности Марии и членов её группы не нашли. Андрюха про деньги в кафе сказал. А мог бы и не говорить, но Хмель всё равно туда бы сходил. Получается, что документы он взял. Если группа Марии была агентурной, то Хмель, как сотрудник КГБ, мог взять документы и не показывать их Ткачёву. Допустим. Документы полковнику всё равно не нужны — пусть в КГБ с ними разбираются. Скорее всего, после уничтожения папок Поплутина, Андрюха должен был забежать в кафе и забрать деньги и документы. А потом выйти на место встречи с Марией и Вадимом Марковичем. И почему Хмель так и не отдал Ткачёву материалы из кафе?!
Рассуждая на ходу, Андрей Викторович не заметил, как вернулся к дому на Советской. Но около дома заметил женщину с большой сумкой. Она посматривала на его окна и поправила белый пуховый платок.
— Надежда Ивановна?! — не поверил полковник, подходя ближе.
Она смело улыбнулась.
— Вы весь день в делах, Андрей. Я решила, что моё внимание вам не помешает, — и очень тихо добавила, — а ваше — мне…
— Спасибо тебе! — утром Надя нежно целовала его прохладными губами. — Не забывай меня, ладно?
Старшина Ипатьев был несказанно удивлён, когда секретарь прокурора вышла из дома Ткачёва вместе с полковником. Гладышева и его жену старшина не любил до колик в печёнках, но к московскому полковнику относился с уважением. Надька-то — девка хоть куда, правда, одинокая. Так почему ей что-то нельзя? Вон, какая довольная, аж цветёт. И старшина решил, что будет молчать — он ничего не знает и ничего не видел.
— Заедем в больницу к Поплутину, — сказал Ткачёв, садясь в машину.
Майор выглядел бодрячком и обрадовался приходу полковника, хоть и был обход. Поплутин даже пытался сесть на кровати, но Андрей Викторович не позволил. Они немного поговорили, и Ткачёв сказал то, что хотел сказать:
— Я уезжаю Саша. Буду рекомендовать тебя в начальники ГУВД. Уверен, что первый секретарь поддержит твою кандидатуру, да и в министерстве против не будут. Кроме тебя, просто некому. Давай, быстрей поправляйся и наводи порядок.
— Ты не останешься на похороны ребят? — нахмурился Поплутин.
— Прости, не могу. С меня сам Андропов отчёт требует лично. А в Москве ждёт ещё один серьёзный разговор. Если смогу, то вырвусь сюда — обещаю…
Полковник потом заехал в горком и поговорил о Поплутине с первым секретарём. Тот оказался очень понятливым и внимательным. Тут же набрал Москву и выдвинул предложение, приведя веские доводы. В Москве обещали подумать.
Ткачёв тепло попрощался с эти властным и волевым человеком, потом заехал к Рыкову. Нынешний прокурор города выглядел бодрым и жизнедеятельным. Улыбался и желал полковнику всяческих успехов. В приёмной Нади не было, и Ткачёв подумал, улыбаясь, что до завтрашнего утреннего отъезда он ещё сможет с ней встретиться.
Потом полковник заехал в управление, отдав напоследок распоряжения, и на вокзале купил билет на утренний поезд. Наконец, Ипатьев довёз его до дома.
— Прощайте, старшина. Я хоть и немного с вами работал, но вы мне понравились.
— Товарищ полковник. Может, я довезу вас завтра до вокзала, — предложил Ипатьев, грустно пошевелив усами.
— Не стоит. У вас своя работа.
Ткачёв подождал, пока машина уедет и зашёл в дом.
Чьи-то сильные руки накрыли полковнику рот, скрутили и быстро вынули у него оружие. Он попытался дернуться, но услышал голос Гриши:
— Не дёргайтесь, Андрей Викторович. Не надо. Ребята могут сделать вам больно. Проходите, присаживайтесь.
Ткачёв, посматривая на двух молодых оперативников КГБ, молча сел за стол.
— В чём дело? — спросил он у Гриши после некоторого молчания.
— Ничего особенного, полковник. Нам нужно серьёзно поговорить, а ребятки за тобой присмотрят. Чтобы ты особо не трепыхался.
— Может быть, объясните мне…
Ткачёв ничего не понимал, а только растерянно крутил головой. Гриша, напротив, был абсолютно спокоен.
— Конечно, объясню. А после, ты сам решишь, что тебе делать.
Андрей Викторович пытался усмехнуться.
— У меня будет выбор?
— Конечно, если не будешь дерзить. Сидишь спокойно, меня слушаешь, а потом — выбираешь. Договорились?
