– Ладно, что там за просьба?
– Проследи, чтобы Тровато выполнил то, что обещал Кларе.
– Я не пойму, на этой девице… – Ивица махнул рукой, будто бы сдаваясь. – Хорошо. Проследить так проследить.
Балканец по-солдатски развернулся на месте и быстро вышел из лавки.
– И что это? – поинтересовался Валентайн.
– Жест доброй воли, – фыркнул Эзра.
– Я не про задание для твоего знатока пословиц и поговорок. Мне плевать. Хоть ты его заставь на голове стоять. Что с твоей рукой?
– Татуировка, – пожал плечами Эзра. – Ошибки молодости, ну, ты понимаешь.
– Татуировки не остаются после восстановления, – покачал головой Валентайн. – Уж мне ли не знать. Что это такое?
– Ошибки молодости, – повторил Эзра.
Глава 38
Звякнул колокольчик, щелкнула табличка над дверью. Эзра устало посмотрел на надпись. Ливерпуль.
В лавку вошел молодой человек лет двадцати – двадцати трех. Эзре никогда не удавалось правильно оценить возраст. Посетитель, укутанный в бесформенное вязаное пальто, задумчиво окинул пустую лавку взглядом.
– Это вы Эзра Кауфман?
– Я и сам задаюсь этим вопросом, – хмыкнул хозяин лавки. – Я ли это?
– Что это значит? – нахмурился посетитель.
– Что-то да значит, – развел руками Эзра.
– Мне, конечно, говорили, что вы… своеобразный человек, но…
– Вам соврали, – махнул рукой хозяин лавки. – Я не человек.
Посетитель нахмурился и открыл рот, пытаясь как-то отреагировать, но так и не смог.
– Шутка, – вздохнул Эзра. – Чем я могу вам помочь?
– Мне сказали, что вы…
– Могу решить почти любые ваши вопросы, – перебил хозяин лавки. – Да, могу, давайте к делу.
– Это хорошо. – Гость с сомнением осмотрелся, вероятно смутившись ничем не нарушаемой пустотой лавки. – Вы можете сделать меня… свободным?
Эзра медленно осмотрел посетителя с головы до ног.
– Не вижу кандалов.
– Я, конечно, фигурально выражаюсь. – Посетитель подошел к прилавку, облокотился на него и покосился на фигурку жабы. – Я бы хотел… Как бы это сказать… Освободиться от привязанностей.
Эзра непонимающе смотрел на молодого человека. Тот, будто бы извиняясь, пожал плечами.
– Можете как-то более… развернуто объяснить, кто вас к чему привязал и для чего вам отвязываться? А то, может, это полезная какая веревка. Я ее сейчас отрежу, а вы в космос улетите.
– Я понимаю ваш скептицизм, – улыбнулся посетитель. – Но меня этим не смутить. Я хотел бы освободиться от влияния системы – и освободиться, понимаете?
Эзра улыбнулся, кивнул.
– Нет, – все с той же понимающей улыбкой ответил он. – Не понимаю.
– А почему вы киваете и улыбаетесь? – не понял посетитель.
– Читал в одной книжке, что именно так надо делать при разговоре с людьми вашего типа.
– Хотите сказать, что я псих? – возмутился молодой человек, невольно распахивая полы пальто.
– Нет! – кивнул Эзра. – Просто вас взяли в плен и вам нужна помощь.
– Я не об этом! Я хочу выйти из системы! Понимаете? Общество потребления и все такое! Система подавляет мою личность, стремясь сделать из меня простую шестеренку!
– Ах вот оно что! – понял Эзра. – А что вас не устраивает конкретно?
– Все! Человек должен быть свободным! Личность не должна быть ограничена!
– А в чем вас ограничивают? – поинтересовался Эзра и достал из-под прилавка коробочку с монпансье. Покосился на молодого человека, но конфетку ему не предложил.
– Я вынужден жить по правилам, навязанным социумом! Сама система делает из меня раба, заставляя работать за гроши ради пропитания. Втягивая меня в вечную воронку потребления! Неужели вы не понимаете? – Для пущей убедительности осталось только руки заломить.
– Хм… – Эзра задумчиво побарабанил пальцами по прилавку. – А не втягиваться пробовали?
– Что? – опешил посетитель.
– Ну вот вас втягивают, а вы не втягивайтесь.
– Если бы это было так просто! Вы же понимаете, что система создана так, чтобы без нее нельзя было обойтись! – возмутился молодой человек.
– Допустим, – кивнул Эзра. – А чем вы занимаетесь?
– Я художник! – с вызовом, будто ожидая возражений, ответил посетитель.
– Да какие у современного художника могут быть претензии к системе?! – удивился хозяин лавки. – Вы на нее молиться должны!
– Шутите?!
– Нет, я абсолютно серьезен. Вот раньше, чтобы стать художником, надо было хотя бы уметь рисовать. – Эзра задумался, потом продолжил: – А еще раньше вдобавок к этому надо было уметь рубиться мечом, потому что если не умеешь, то тебя зарубят. А еще раньше – рисовать и махать копьем, причем одновременно, иначе саблезубый тигр сожрет. Зато теперь достаточно что-нибудь намалевать, устроить пару перформансов и посидеть в тюрьме по условно политической статье – и все. Можно, кстати, и не рисовать.
– У вас очень странное представление о жизни художников. Вы вообще ничего в творчестве не смыслите.
– Так вам творчества, социального равенства или чего? – развел руками Эзра.
– Свободы.
– Возьмите комбо, – порекомендовал хозяин лавки. – Три по цене двух при покупке равенства и братства.
– Я понимаю, что вас это смешит, – серьезно покачал головой посетитель. – Но… в этом мире что-то сломалось. Пусть я и не могу это выразить. Все перевернуто с ног на голову, и мы действительно несвободны.
– Хорошо, давайте серьезно, – согласился Эзра. – Вы хотите свободы.
– Да.
– Не будем углубляться в подробности нашего с вами понимания свободы, но… а как вы себе представляете свободу без ограничений?
– Безгранично, – моргнул посетитель, явно не поняв вопрос.
– Логично, – вздохнул Эзра. – Прямо-таки в точку. Давайте попробуем без абстрактных материй. Вот, допустим, ваше творчество. Что ограничивает вас в этом?
– Ну… Хотя бы политический аспект, – пожал плечами художник. – Предположим, я хочу нарисовать голую королеву, поедающую младенцев. – Посетитель вдруг просиял. – Нет! Двух! Как Сциллу и Харибду! И выставить в галерее «Тейт»! А еще…
– Не увлекайтесь, – прервал его Эзра. – Поберегите силы для рисунка. И что вас ограничивает? Рисуйте.
– Ну для начала такое точно не выставят в «Тейте», – возразил посетитель. – Да и не поймут.
– И не должны. Вот она, ваша свобода. Никто никому и ничего не должен. Да и, будем честны, картина была бы интересна только по одной причине. Потому что существует некое табу, скорее формальное, чем настоящее. Как я понимаю, в Англии не очень-то прижимают за подобное. Так вот. Только столкновение с ограничением порождает свободу, понимаете?
