– Прекрати. Тебе как будто плевать, что Эзра в тюрьме.
– Нет, но что ты предлагаешь делать? – развел руками Кауфман.
– Ну уж не глумиться.
– Почему? Ему все равно, а мне весело.
Клара помолчала, все так же глядя в окно.
– Ты не думал устроить ему побег? – спросила она, повернувшись.
– Чтобы он навсегда остался в тюрьме? Ну уж нет.
– В каком смысле? – не поняла Клара.
– Если он сбежит, то покинет тюрьму физическую, но вот ментальную – нет. – Марк ткнул себя пальцем в висок. – Он будет просыпаться и засыпать с одной мыслью: может, они здесь? Может, меня нашли? Я даже не знаю, что хуже.
– Я так понимаю, опыт побега из тюрем у тебя был, судя по уверенному тону.
– Нет.
– Тогда о чем ты вообще говоришь? Что за рассуждения, ты же не знаешь, как оно на самом деле!
– Ну, мне и на солнце лететь не надо, чтобы знать, что я сгорю, – пожал плечами Кауфман.
– А если его там пытают?
– В некотором смысле было бы здорово.
– Что ты несешь? – ужаснулась Клара.
– Это облегчит его участь. Виновный, если он таким себя ощущает, хочет наказания больше, чем палач, и свято верит, что это его очищает, освобождает. Хоть и редко отдает себе в этом отчет. Понимаешь?
– Нет, – гневно бросила Клара.
– Это, конечно, ведет к моральному тупику. Якобы, очистившись, виновный получает право на новое преступление. Но облегчает жизнь точно.
– Да откуда ты все это взял? Ты сидел в тюрьме или что?
– Нет, я был с другой стороны решетки.
– Хватит, это даже слушать тошно. – Клара отвернулась.
– Вот поэтому Достоевский не так популярен, как должен бы, – проворчал Кауфман.
– Да плевать мне на твоего Достоевского! – перебила его девушка.
– Успокойся, Достоевский – не просто уважаемый, но, более того, мертвый человек, что как бы является квинтэссенцией уважения. Прекрати эти нападки.
– Как мы можем помочь ему? – спросила Клара.
– Достоевскому? Ему не нужна помощь.
– Да прекрати! Эзре!
– Ему тоже.
– Он где-то там, один, а вокруг люди, которые желают ему зла, неужели ты не понимаешь?
– Это ты не понимаешь. Ему никто не желает зла. Его проглотила бездушная машина, которая не может испытывать чувств в принципе. Если Эзра сохранит волю, то машина его так же выплюнет, не сумев переварить. А что он один – так и все мы одни.
– Тебя послушать, так сидеть в тюрьме – одно удовольствие!
– Я так не говорил.
– Тогда придумай, как ему помочь!
– Всё, что мы можем сделать, приведет к ухудшению ситуации. Помогать надо не Эзре.
– А кому?
– Тебе, видимо. У меня тут сегодня не антикварная лавка, а кабинет Зигмунда, пусть он трижды в гробу перевернется, Фрейда.
– Себе помоги, умник, – фыркнула Клара. – Давай хотя бы…
– Нет, мы не будем с ним связываться, – прервал ее Марк. – Это только причинит ему боль.
– Почему же? Он узнает, что мы тут, ждем, переживаем!
– Я не пойму, тебя беспокоит, что Эзра там или что ты тут?
– Всё! Меня беспокоит всё! И в первую очередь твои мудрствования!
– Так, мы уже проходили твои истерики. Последнее, что я скажу, так это то, что сделать Эзру слабым могут только близкие.
– И что делать с этой беспомощностью?
– Ничего, – равнодушно ответил Кауфман. – Мир не крутится вокруг нас, и нужно научиться переживать моменты бессилия.
Клара помолчала, грозно сопя.
– Давай поговорим с ним.
– Это плохая идея.
– Ждать, когда он просветлеет в тюрьме и прилетит сюда в образе духа, – тоже. Пожизненное, Марк! Мы никогда его не увидим!
– И поэтому ты решила ему отомстить? Из-за того, что по его вине ты больше никогда его не увидишь? Все мужики козлы, вот уж точно, – хмыкнул Кауфман.
– Что ты несешь?
– Дело не в нем, Клара. Дело в тебе. Я знаю Эзру, он справится. Но ты – нет. Ты рискуешь сломать его волю.
– Хватит! Дай мне что-нибудь, чтобы я могла с ним поговорить.
Марк долго смотрел на Клару. Потом спросил:
– Что ты вообще собралась ему сказать? «Привет, у нас все здорово, а у тебя?» За три месяца он уже начал терять связь с этим миром, он стал принимать то, что больше его никогда не увидит! Ты хочешь возобновить его страдания?
– Нет, – вздохнула Клара.
– Тогда что?
– То, что не успела сказать.
– Даже не думай.
– А куда теперь это деть?
– Засунь себе в задницу! – не выдержал Марк. – Чтобы не забыть в следующий раз сказать вовремя! Взрослые люди, а ведете себя как школьники!
Клара поиграла желваками. Посмотрела на Кауфмана.
– То есть ты не дашь мне с ним поговорить?
– Нет.
– Ладно. До скорого.
Клара вышла из лавки, Марк покачал головой и вздохнул.
Снова звякнул колокольчик. Кауфман посмотрел на табличку. Тхируванантха… Вошел недавний посетитель в белой рубашке.
– Извините, я тут подумал… Что-то в ваших словах есть. Вы действительно часть его замысла. И всё не случайно. Давайте попробуем еще раз.
– Что попробуем?
– Ну, с газетой. Выберите случайную строчку.
– А прошлого раза было недостаточно? – пробурчал Кауфман.
– Я не был готов. Серьезно, – сказал мужчина, почему-то закрыв глаза. – Теперь я готов слушать. Читайте.
– Поздно.
– Там так написано? – открыл глаза посетитель.
– Нет, это я сказал, но это тоже часть замысла.
Глава 29
Звякнул колокольчик, щелкнула табличка над дверью. Кауфман посмотрел на надпись. Рейкьявик.
В лавку вошел коренастый мужчина с выдающейся бородой: густой, объемной и даже заплетенной в косу внушительных размеров, скрепленную на конце чем-то вроде кольца. Борода настолько доминировала в его образе, что казалось, будто это не он носит бороду, а она разрешает ему себя носить. Второе, что показалось Марку забавным, так это геометрия гостя. Плавной и округлой была только борода, заплетенная в косу, все остальное – руки, ноги, лицо, фигура – будто бы вырублено из каменной глыбы.
Посетитель осмотрелся, поздоровался, затем снял шерстяную шапку, оказавшись абсолютно лысым.
