– То есть вы не верите, что справитесь с результатами моего обмана, – рассуждал Хаукур. – То есть боитесь, что я, узнав имя убийцы, отомщу ему, несмотря ни на что.
– Именно, – зевнул Кауфман.
– Но что вам за дело до убийцы? – Хаукур пристально смотрел на Марка. – Звучит так, будто вы знаете, кто он, и не хотите, чтобы он пострадал.
– Не строй слишком сложных теорий, – сказал Марк. – Во-первых, я не хочу быть соучастником преступления. Во-вторых, я не знаю, кто убийца, а значит, им может оказаться кто угодно. Даже кто-то из моих друзей.
– Среди ваших друзей много убийц?
– Думаю, что нет. И предпочту думать так дальше.
– Это глупо. Нельзя закрывать глаза на правду.
– Правда – это не рыбий жир. Она не всем одинаково полезна, – махнул рукой Кауфман. – Особенно если ты не готов узнать правду.
– Это всё слова, – пожал плечами Хаукур. – Я понял, что вы мне не верите. Что мне нужно сделать, чтобы вы мне помогли?
Кауфман задумался, покрутил в руках карандаш. Посетитель по-прежнему оставался на месте. За все время разговора он даже не переступил с ноги на ногу.
– Я помогу тебе, – произнес наконец Кауфман, – но при одном условии.
– Каком?
– Ты отдашь мне браслет своей бабки.
– Я не буду спрашивать, откуда вы знаете про браслет, но уточню: что изменилось? С чего вдруг вы поверили мне?
– Я тебе по-прежнему не верю. Но кое-что изменилось.
– Что?
– О, скоро поймешь.
Хаукур задумался. Снова провел рукой по бороде, потом кивнул.
– Хорошо, по рукам.
– Жди тут. – Кауфман встал с кресла и пошел вглубь лавки.
– А лекция про доверие, справедливость и правду была нужна для того, чтобы набить цену?
– Увидишь, – донесся голос Кауфмана из-за стеллажей.
Марка не было долго. Но в конце концов он вернулся и положил на стойку перфорированную металлическую пластину, с двух сторон прикрепленную к стальной раме.
– Что это? – подойдя к стойке, спросил Хаукур?
– Тауматроп, хоть и не совсем стандартный, – сказал Марк и, наткнувшись на непонимающий взгляд, пояснил: – Смотри. Берешься за ручку, крепко держишь. Потом другой рукой резко дергаешь пластину. Она будет вращаться на своей оси. Во время вращения из этих дырочек сложится имя убийцы. Ах да, чуть не забыл, думай о матери.
– Хорошо. – Хаукур протянул руку, но Марк его остановил.
– Ты уверен?
– Абсолютно.
– Ладно. – Кауфман сел на кресло и стал наблюдать.
Хаукур взял тауматроп и дернул пластину. Та закрутилась с ужасающей скоростью. Марк даже засомневался, не сломает ли ее этот отпрыск тролля. Хаукур тем временем вглядывался в открывавшиеся ему одному буквы. Медленно что-то говорил одними губами. Наконец вращение замедлилось.
Хаукур молча положил тауматроп на прилавок, достал из кармана браслет и протянул Кауфману.
– Ты прав, я не был к такому готов.
Марк ничего не сказал. Он взял браслет и проводил взглядом хмурого Хаукура, неторопливо идущего к выходу.
– Ты же говорил, что мужчины должны верить слову, иначе мир рухнет.
– Я и сейчас так считаю. – Хаукур остановился и оглянулся.
– Тогда почему сразу не поверил полиции?
Хаукур задумчиво пожал плечами.
Глава 30
Звякнул колокольчик, щелкнула табличка над дверью. Марк отложил газету и посмотрел на надпись. Лейпциг.
В лавку вошла курносая девочка в синем платье и босоножках. Она осмотрелась, почему-то с открытым ртом, и остановила взгляд на Кауфмане.
– Чем могу помочь? – спросил Марк.
Девочка прищурилась и, высунув язык от усердия, сосредоточенно рассматривала хозяина лавки.
– Это вы Кауфман, – уверенно заявила она.
– Смотря кто спрашивает, – ухмыльнулся Марк.
– Кому надо, тот и спрашивает, – передразнила девчушка.
Кауфман улыбнулся:
– И кому же оно надо?
– Меня зовут Моника, а вы мой прапра… – Девочка запнулась, пытаясь посчитать количество «пра» на пальцах.
– Ты ошиблась, – покачал головой Марк. – Посмотри на меня, я же не настолько…
– У меня есть фото! – Девочка протянула старую черно-белую фотокарточку.
Кауфман посмотрел на Монику несколько секунд, потом протянул руку и взял маленькую картонку.
На фотографии был запечатлен Кауфман с миловидной блондинкой. Хотя качество оставляло желать лучшего, лицо было видно отчетливо.
– Ты ошиблась, – повторил Кауфман. – Это не я.
– Я знаю, что это вы, – серьезно сказала девочка.
– Нет, просто этот мужчина на фото очень похож на меня.
– И кисет, расшитый бисером, у него тоже похож? – ехидно поинтересовалась Моника. – Его сшила вам прапра.
– Знакомые интонации… – пробурчал Марк. – Что тебе нужно?
– Прапра сказала мне, что вы негодяй. Это правда? – серьезно спросила девочка.
– Ну, с ее точки зрения – да.
– А на самом деле? – допытывалась Моника.
– А на самом деле мы с тобой даже не родственники, – хмыкнул Марк.
– Вы негодяй или нет? – Девочка впилась глазами в Кауфмана.
– Ну точно, знакомый взгляд… Нет, я не негодяй.
– Тогда почему вы бросили прапра? – Девочка суровела с каждым вопросом, обретая черты какой-то нибелунгской воительницы.
– Это сложно объяснить, – вздохнул Марк.
– Я подожду.
Кауфман задумался, подбирая выражения.
– Я ушел потому, что не хотел воевать.
– Вы трус? – серьезно спросила девочка. – Мужчины не должны прятаться от войны.
– Мужчины вообще ничего и никому не должны. Как, впрочем, и женщины, – заметил Марк.
– Вы трус? – повторила вопрос Моника.
Марк задумался, посмотрел на девчушку, в которой действительно угадывалась ее прародительница.
– Не в этом дело.
– Да или нет?
– Мир не делится на черное и белое, Моника, – скривился Кауфман.
– Так говорят, когда хотят запутать. Вы мужчина, ваш долг – защищать и служить. Почему вы не пошли на войну?
– А почему я, собственно, должен был пойти? – ответил Марк вопросом на вопрос.
– Потому что это долг любого мужчины.
– Убивать? – Слово вырвалось до того, как Марк его осознал.
