Нам принесли вино, и после первого же глотка я на какое-то время забыл о цели нашего визита, просто заслушавшись красивой песней. Испанцы удивительные поэты, при всей простоте текста их почти невозможно читать с выражением вслух, их можно только петь, выплёскивая всю душу в гитарных струнах под дробный стук кастаньет…
Я надела днём чёрное платье,
И любовь моя чистая в трауре.
Если есть на земле проклятья,
Я их вижу в её ауре.
Ты не любишь меня нисколько.
Но ведь важно сейчас не это.
Я иду босиком по осколкам
Чёрной моей планеты.
Твою ложь с запахом яда
Я пила из твоих ладоней,
И манил у преддверия ада
Чёрный лик на иконе.
И, навек разомкнув объятия,
Отказавшись от клятв и воли,
Я надела вновь чёрное платье
Цвета вечной моей боли…
И да! Он вышел. Безымянный чёрт из Лусона не смог усидеть в своей гримёрке, каморке, подсобке, кабинете, подвале, дыре или где он там отдыхал в ожидании рабочего вечера. Стройный красавец в распахнутой на груди алой рубашке, узких, неприлично облегающих брючках, с чеканным профилем и небольшими рожками, прячущимися в копне густых непокорных кудрей, с семиструнной, крутобёдрой гитарой наперевес пошёл на цыпочках к небольшой сцене, где пела Нонна.
Я деликатно задержал его за локоть, разворачивая так, что чёрт невольно уселся на свободный стул за нашим столиком. Когда он вдруг осознал, кто перед ним, в его чёрных глазах вспыхнула злоба такого же цвета:
– Будь ты проклят! И ты, и она, и…
– Пусть поёт, – остановил я его, прежде чем он попытался вскочить, угрожая мне гитарой. – А мы пока посидим вдвоём, побеседуем.
– Мне не о чем говорить с тобой, яжмаг, – презрительно фыркнул он, жёстко стискивая гриф, словно цевьё винтовки. – Ты вне закона! Каждый вправе вырвать тебе сердце! И, даже если я сейчас одним когтем вспорю тебе глотку, что ты мне сделаешь, что?!
– Фамильяр, откуси ему ногу.
Наглый чёрт на секунду побледнел, почувствовав, как страшные зубы под столом железным капканом сомкнулись на его лодыжке, но всё ещё пытался быковать:
– Хэй, если ты натравишь на меня своего демона, то это тоже будет считаться колдовством! Тебе конец, ты труп, ты тлен, я плюю на твои угрозы…
– Да, действительно, – на минуточку задумался я. – Фамильяр, отбой! В смысле ты можешь сожрать его до пояса, но только если это твоё собственное, личное желание. Не потому, что я приказал или попросил, нет! А, так сказать, по доброй воле и причине банального голода. Угощайся, приятель!
Испанец мгновенно заткнулся. Повисла пауза. Недолгая, поскольку после грохота первой же упавшей на пол капли слюны рогатый опомнился, рухнув на колени, призывая в свидетели всех святых, и заголосил так, что просто любо-дорого послушать.
Благородный сеньор его не так понял! Всему виной слишком сложный русский язык, когда одно слово может иметь десяток значений и смысл зависит порой даже не столько от правильности постановки в контексте, сколько от нюансов интонации! Простите, извините, досадная ошибка, роковая случайность, он больше не будет, ведь все говорят, что русские люди отличаются поразительным великодушием, помните, ведь даже ваш классик «милость к павшим призывал», правда?
– Конечно, помню, – согласился я. Всегда приятно, когда иностранец цитирует тебе Пушкина, дословно и к месту. – Но боюсь, это вы не понимаете ситуации. Если я нахожусь вне закона и не могу колдовать, следовательно, не вправе и приказывать своему демону, так вы сказали? Увы, именно так. Значит, я не могу запретить ему сожрать вас, как целиком, так и частично…
– Но это жестоко!
– Я повторюсь: если я РАЗРЕШУ или ЗАПРЕЩУ ему вас есть, это будет в равной мере приравнено к колдовству и меня казнят. Поэтому договаривайтесь как-нибудь сами.
– Аа-оу-у, он меня… он сейчас чуть не разгрыз мне лодыжку-у!
– Нет, нет, не надо наговаривать. Котик всего лишь прокусил вашу обувь. До ноги ещё не добрался, но он любит трудности.
– Дьявол побери, – неожиданно быстро и тихо сдался чёрт. – Ещё сам папа Иннокентий предупреждал меня, не стоит ехать в Россию, это варварская страна с дикими нравами и неуправляемым населением. Короче, парни, чего вы хотите?
Я одобрительно кивнул правнучке архангела, прислушивающейся к ритму следующей песни, после чего вкратце обрисовал гостю проблему. Ну и в частности, для полного проникновения напомнил, кто и зачем нас к нему направил. Испанец почесал между рогов, приподняв край скатерти, посмотрел на самодовольную морду Фамильяра и медленно, едва ли не по буквам протянул:
– Аменхотеп Третий.
– Ответ в сфинксах на набережной?
– Си!
В ту же секунду, не дожидаясь моего одобрения, котодемон разжал челюсти.
– Огромное спасибо за совет! Надеюсь, у вас не сложилось ложного ощущения какого-то принуждения?
– О нет, что вы, сеньор яжмаг! Было крайне приятно с вами побеседовать, как у вас выражаются, в непринуждённой обстановке. Мне будет позволено спеть дуэтом с вашей подругой?
В его глазах читалось явное желание взять реванш, но я охотно позволил. Надо ведь учитывать не только наши, но и испанские традиции. Мне и Фамильяру они были отлично известны.
Чёрт из Лусона развязной походкой взошёл на сцену, низко поклонившись Нонне:
– Сеньорита, mi dios
[1], вы были великолепны! Браво, брависсимо! Позвольте выразить вам своё искреннее восхищение! Uno beso?
[2]
Он обнял смущённую блондинку, старательно расцеловывая её в обе щеки. Надо ли говорить, что было дальше? Не то что губы, а всю рожу нечистого раздуло, словно подушку безопасности в «мерседесе»! Более быстрого превращения смазливого красавчика в чучело огородное с тыквой на тонких ножках невозможно даже представить.
Мой кот злорадно захихикал себе под мышку, а испанский чёрт, интернационально выругавшись многоэтажным русским матом, по-бабски залился слезами, после чего, не найдя сочувствия в зале, позорно сбежал куда-то в тайные комнаты данного заведения.
К этому времени нам как раз подали паэлью и та́пас. Несчастная правнучка архангела, совершенно не понимая, что тут вообще происходит, быстро нашла утешение в рисе с креветками. Вина я ей не дал. Да, да, отказал в самой вежливой, но категорической форме.
