Папе нравился этот район. Им с мамой «Кловердейл» казался идеальным домом для вечеринок. На Восемьдесят второй улице они проводили уютные встречи и не обделяли вниманием ни одного своего гостя. А вот в Кловердейле все было похоже на сцены из кинофильма. Поздно ночью, когда город загорался тысячами огней, мои родители с гордостью принимали гостей в новом доме. Тетя Дайан, сидя в гостиной, смеялась над шутками Флипа Уилсона. У бассейна крестная мать Сайсели болтала с Робертом Гийомом.
Свой дар общения я унаследовал от родителей. Гостеприимность была их образом жизни, а потом стала и моим. Это произошло неосознанно – просто, само собой. Проявлять любопытство к жизни людей, заставлять их чувствовать себя желанными, любимыми – таков был мамин путь. А во время вечеринок папу с уверенностью можно было назвать самым очаровательным мужчиной из всех присутствующих.
Я был очень общительным подростком, но не без своих проблем. Я был беспокойным и легковозбудимым. Я сопротивлялся насаждению какой-либо дисциплины, кроме тех домашних обязанностей, которые устанавливала мама. Я не смел идти против ее воли. Она напоминала мне, что у меня теперь есть собственная ванная комната, а это значит, что я сам должен чистить унитаз. Еще в мои обязанности входило мыть кухонную раковину, выносить мусор и стирать свои вещи. Если подумать, мне приходилось убирать весь дом. Ковры нужно было пропылесосить. Мне приходилось мыть машины родителей, прежде чем куда-то пойти в выходные. Если друзья уже ждали меня снаружи, я приглашал их помочь, но никуда не уходил, пока не закончу свои дела.
Однажды мама с папой вернулись с вечеринки в три часа ночи. Я уже крепко спал, но маму это не остановило, она начала трясти меня. Я проснулся, совершенно не понимая, где нахожусь. Мама была в ярости, потому что я не сделал того, о чем она просила. Я сказал, что все сделал. Прибрался на кухне. Вымыл посуду, вытер ее насухо и убрал. Она вытащила меня из постели, провела по коридору на кухню и встала перед раковиной и шкафчиками. В раковине ничего не было! Очевидно, что я выполнил свою работу. И тут мама указала на шкаф, дверца которого была чуть приоткрыта. «Закрой шкаф», – сказала она. Я прижал дверцу, и тогда она сказала: «Теперь все сделано».
В тот момент я подумал, что мама сошла с ума. Она разбудила меня посреди ночи, потому что дверца шкафа была приоткрыта всего на сантиметр. Но именно такой дотошной была моя мать, когда дело доходило до выполнения ее заданий. Позже, глубоко погрузившись в музыкальные проекты, я постоянно возвращался к этому случаю и слышал ее слова: «Если за что-то берешься, то доводи дело до конца».
У меня не было проблем с маминой версией дисциплины. Возможно, все потому, что ее суровость смягчала любовь, в то время как папина была пронизана гневом, не говоря уже о контроле. Папа, казалось, был одержим желанием меня контролировать. В то же время у меня было полно свободы. Это потому, что родители постоянно были на работе. В течение дня я был главным у нас дома. Друзья приходили поплавать в бассейне. Джем-сейшны проходили в гостиной и во внутреннем дворике. Я не переставал играть, не переставал отрабатывать свои навыки на гитаре, бас-гитаре, барабанах и клавишных. Еще я никогда не прекращал заниматься музыкой со своими приятелями в Креншо, в районе, который прозвали «джунглями», где основное внимание уделялось фанку.
Положительная сторона Кловердейла, его прекрасное расположение высоко над городом, одновременно была и его недостатком. Я все еще учился в средней школе Джона Адамса, и дорога от Санта-Моники до Болдуин-Висты занимала несколько часов. Я ехал на автобусе по бульвару Пико через половину города до перекрестка с Ла-Брея-авеню, где пересаживался на идущий на юг 212-й автобус. Лос-анджелесские автобусы были совсем не похожи на нью-йоркские. Они ходили не так часто.
Я долго стоял на одном месте. Потом расхаживал туда-сюда. Воздух был густым от смога. Движение было очень оживленным. Я чувствовал запах еды из Lucy’s Drive In, буррито и бургеров. Я хотел есть, но у меня не было денег. Я ненавидел чувство голода, ненавидел ждать этот чертов автобус. Когда он наконец приехал, я быстро заскочил внутрь, уставился в окно и включил музыку в своей голове. Я слышал мелодии без слов. Руки отбивали ритм на спинке переднего сиденья. Когда автобус тормозил в пробке, я составлял из мелодий целые дорожки, напевая себе под нос. Поездка занимала час, но музыка не давала мне скучать. К тому времени как я выходил на остановке, мое сердце пело от радости. Я проходил мимо театра «Болдуин», где, накурившись, проводил субботние вечера за просмотром старых фильмов, таких как «Блакула» и «Великий атлет».
Потом я поднимался на большой холм к нашему дому и становился еще счастливее, когда, войдя в свою комнату и не обращая внимания на беспорядок, вставлял кассету KISS с альбомом Hoter than Hell, Aja группы Steely Dan или Ballads Джона Колтрейна.
Как и все хорошие матери ее поколения, моя мама пыталась не только не давать мне болтаться без цели по улицам, но и вовлекать в творческую деятельность. Она видела, что я полон энергии, которую просто необходимо направить в нужное русло. Попробуй себя в актерской игре, сказала она. Поскольку я был такой весь из себя экстраверт, она цеплялась за веру в то, что я обладаю драматическим талантом. Вот почему она познакомила меня со своей подругой Уитни ЛеБлан, которая ставила пьесу «Мечта пекаря» с участием Хэла Уильямса, известного своей ролью полицейского Смитти в сериале Редда Фокса «Санфорд и сын». Я прошел прослушивание и получил роль сына, Кевина. Я заучивал свои реплики, а на репетициях наслаждался творчеством актеров, на которых годами смотрел по телевизору.
Спектакль шел несколько недель в театре «Апекс» на Ла-Брея-авеню. Когда я вышел на поклон, то увидел, что публика была в большом восторге. Актерство – это весело, но не настолько, как музыка. Я не мечтал стать профессиональным актером, зато я никогда не переставал мечтать стать профессиональным музыкантом. Еще я никогда не мечтал, что мой детский кошмар уступит место свету.
Священное и мирское
Словно пение ангелов
То, что произошло потом, навсегда изменило мою жизнь.
От своей подруги из нью-йоркского офиса телеканала NBC мама узнала о Калифорнийском хоре мальчиков. Зная, насколько сильно я люблю музыку, она подумала, что участие в этом хоре может оказаться полезным опытом и многому меня научить. Она взяла меня с собой на один из их концертов в Сенчери-Сити. Я не горел желанием туда идти, но она не оставила мне выбора. Оказалось, что мне нравится их музыка. Голоса сорока мальчиков сливались в единую прекрасную смесь. Их звучание меня заинтриговало. Мне нравились хитросплетения схожих гармоний. Еще мне нравился их внешний вид: строгие темно-синие костюмы, белые рубашки с оборками, черные бархатные галстуки-бабочки и лакированные туфли. Они были в ударе. Потом я познакомился с некоторыми ребятами. Мне очень нравилась атмосфера братства. Когда мама спросила, не хочу ли я записаться в этот хор, я удивил сам себя и ответил: «Да!» Я и правда видел себя там, среди них, за исполнением классических композиций.
