Наш лофт был достаточно большим, поэтому в нем поместилась небольшая студия, которую я оборудовал совершенно новым 12-канальным микшерным пультом фирмы Akai. Это было открытое пространство: кухня, спальня и гостиная. Я постоянно был в студии, все еще пытаясь найти свой звук, который продолжал от меня ускользать. После продолжительных музыкальных сессий или долгих вечеров с Митци мы отправлялись в кафе «Горький», которое специализировалось на русских омлетах.
Близнецовская жизнь продолжалась: неделя в захудалом центре Лос-Анджелеса с буррито из фургона за 50 центов, а затем неделя на Манхэттене и ужины в ресторане Le Cirque в Верхнем Ист-Сайде.
Моя сущность, живущая по высоким и в то же время низким стандартам, не изменилась. Что изменилось, так это то, что я достиг совершеннолетия.
Двадцать один
Мама устраивала мне вечеринки по случаю дня рождения с тех пор, как мне исполнился год. Независимо от того, что происходило в моей жизни, это был ритуал, которого я каждый раз ждал с нетерпением.
Двадцать один год – важный жизненный этап, и мама хотела отметить его с помпой. Она жила в Кловердейле – без отца, конечно, – и не видела причин, почему бы не провести вечеринку именно там. Наш дом был и всегда будет тем местом, где наша семья собиралась всем составом, чтобы отпраздновать важное событие.
Несмотря на всю любовь, которая меня окружала в тот день, этот вечер получился странным и немного напряженным. Естественно, я приоделся по такому случаю: я надел костюм от Ёдзи с принтом, похожим на брызги краски. Среди гостей были друзья моих родителей, а также дедушка Альберт и бабушка Бесси; друзья по хору Финеас и Джоуи; Тони Леманс; Дэн Доннелли; Кеннеди Горди; Дэвид Лэсли и Тина Мари; мои крестные матери Джоан Гамильтон Брукс, Дайан Кэрролл и Джой Гомер. А потом появилась Джуэл, которая выглядела здоровой и сильной. Будучи человеком милосердным, мама сама связалась с ней и пригласила к нам.
Интересно, появится ли папа? Когда он пришел, у меня были смешанные чувства. Он ходил и болтал со всеми, как будто все еще здесь живет. И с мамой он разговаривал и смеялся так, будто ничего не произошло. Они оба выглядели прекрасно, и на мгновение мне захотелось, чтобы все вернулось на круги своя. Я уверен, что он тоже этого хотел.
После того как я задул двадцать одну свечу, пришло время для большого объявления:
Мы с Митци помолвлены!
Я купил ей старинное кольцо. Я надеялся, что мама будет рада, но увидел, что застал ее врасплох. Я не обсуждал с ней эту идею. Митци была милой, образованной и ответственной девушкой, но я уверен, что в глазах мамы мы были еще слишком молоды. Отец хранил каменное молчание.
В последующие месяцы Митци и мама очень сблизились. Тем временем в Гонконге семья Лау была не особо счастлива. Не думаю, что им хотелось видеть безработного черного музыканта в качестве своего зятя.
Моя помолвка с Митци состоялась в то самое время, когда подходила к концу долгая эпоха в жизни моей матери – сериал «Джефферсоны» подходил к своему логическому завершению. После одиннадцати сезонов было принято решение закрыть телешоу. Маму это нисколько не смутило. Она всегда выражала благодарность за эту работу, но никогда не воспринимала ее как свою собственную жизнь.
«Джефферсоны» поглощали все ее время. Но во время перерывов мама умудрялась втиснуть в свое расписание много других интересных ей вещей. Она появилась в культовом телевизионном мини-сериале Алекса Хейли «Корни», а также в телехитах «Лодка любви» и «Коджак». Еще мама находила время для своей истинной страсти – театра. Она участвовала в постановках с Эдмундом Кембриджем в организации Inner City Cultural Center на протяжении съемок в «Джефферсонах». Рокси Рокер никогда не переставала оттачивать свое мастерство. Она была так же предана актерскому мастерству, как я – музыке. И я унаследовал ее упорство.
После «Джефферсонов» мама смогла полностью изменить свою парадигму. Она снималась в качестве приглашенной звезды во множестве сериалов – «Кегни и Лейси», «Она написала убийство», – а также работала в театре. Мама вернулась в Нью-Йорк, сыграла в нескольких бродвейских постановках и даже гастролировала с пьесой под названием «Легенды» вместе с Кэрол Ченнинг и Мэри Мартин.
Мама считала, что с Митци я смогу вести стабильную и творческую жизнь. Она была уверена, что вскоре я найду себя и оставлю всю эту сумасшедшую драму позади.
Если бы только не…
Моя мания сочинять музыку, моя любовь к Митци, моя бурная жизнь на двух побережьях – все происходило одновременно и довольно быстро.
Я укоренился в своей решимости заключить выгодный контракт на запись. Хотя я курил траву в огромных количествах, это не представляло никаких проблем. Между тем у моих близких друзей были настоящие проблемы: они накачивались кокаином, впадали в депрессию или терялись в духовном плане. Прямо с Пятьдесят седьмой улицы я позвонил доктору Симонетти, который никогда меня не подводил. На свои собственные деньги он прилетел в Нью-Йорк и приехал к нам домой, чтобы помочь страдающим. Доктор Симонетти говорил о том, как пережить мрачные дни, опираясь на Священное Писание, о том, как проявлять настойчивость, преодолевать трудности и позволять Божьему присутствию утешать и преображать наши израненные души. Его миссия всегда заключалась в том, чтобы активировать духовные силы через Иисуса Христа. Он помог бесчисленному множеству людей, включая меня. Само присутствие доктора Симонетти всегда меня вдохновляло.
Мне было необходимо вдохновение, чтобы найти опору. Все потому, что моя профессиональная жизнь – если ее можно было так назвать – все еще развивалась бессистемно. Я продолжал бежать в четырех разных направлениях одновременно – так я и встретил Дона Пебблса.
Дон работал продавцом клавишных инструментов в Sam Ash, том самом музыкальном магазине, где я познакомился с Элвином Филдсом. Он придерживался крайних взглядов – типичный представитель «новой волны» с выкрашенными в белый цвет волосами и прической, как у солиста Flock of Seagulls – и иронично смотрел на жизнь. Еще Дон был хорошим клавишником. После дневной работы он джемил с гитаристом Рафом Эрнандесом и басистом Дэнни Паломо, которые пытались собрать группу. Дон знал, что я играю на множестве инструментов, но на самом деле им нужен был солист. Он сказал, что их группа репетирует на чердаке старого склада в Нью-Джерси.
Через несколько дней меня подобрали ребята на старом потрепанном почтовом грузовике. Добравшись до Тоннеля Линкольна, мы уже чувствовали себя комфортно, как настоящая группа, болтали обо всем на свете, подкалывали друг друга и были готовы играть. Дон, Раф и Дэнни обладали сильной творческой энергией. Их музыка была очень похожа на то, что выпускали Tears for Fears, очень тяжелой для евро-электропопа. Я видел в них потенциал. Они начали джемить и попросили меня что-нибудь придумать. Потребовалось не так уж много времени. Я почувствовал их вайб и начал набрасывать разные мелодии и строки. Спустя несколько репетиций у нас накопилось несколько песен, которые, по нашему мнению, звучали довольно хорошо.
