Теперь нам просто нужны были деньги и место для записи. Дон рассказал о студии, которая вот-вот откроется в Делл’Аквила-билдинг, на углу Четырнадцатой и Вашингтонской улиц в Хобокене. Над Гудзоном, как раз напротив мерцающего на горизонте Манхэттена, возвышался гигантский кирпичный завод Делл’Аквила с огромным дымоходом и множеством цехов, на которых использовался рабский труд. Все оконные стекла были покрыты густой краской горчично-желтого цвета. Невозможно было догадаться, что там вообще хоть кто-то есть, если бы оттуда не выбегали люди в конце каждого рабочего дня.
Это место называлось Waterfront Studios, а инженером там был Генри Хирш, который работал продюсером и играл на некоторых европейских хитах, проживая в Берлине. Его партнер, инженер Дэйв Доманич, работал с продюсером Тони Камилло над записью таких песен, как «Midnight Train to Georgia» группы Gladys Knight & the Pips.
Место было холодное, сырое и унылое. Там была консоль Trident Series 70, 24-канальный студийный магнитофон Otari MTR-90, пара мониторов Ueri и другое оборудование. Генри спросил нас, как мы хотим звучать. Пока мы описывали свой европейский электро-поп-вайб, я заметил по выражению его лица, что он от этого не в восторге. Он спросил, есть ли у нас барабанщик, и мы ответили, что хотим использовать драмулятор, в котором заложены пафосные сэмплы в стиле Джона Бонэма.
Оглядев аппаратную, я, мягко говоря, не был впечатлен видом динамиков довольно скромного размера. Я хотел, чтобы музыка играла громко. Я спросил разрешения включить одну кассету. Едва услышав песню через эти динамики, я сказал Генри, что они недостаточно громкие и из-за этого музыка звучит дерьмово. Он счел меня самоуверенным засранцем. Но мне было все равно. Мы с Генри почти ничего не знали, но эта первая встреча изменила нашу жизнь.
Аренда студии стоила тридцать пять долларов в час. Хоть это и было лучшее предложение в городе, откуда нам было взять деньги? Ребята едва сводили концы с концами. Мы поблагодарили Генри за визит и сказали, что свяжемся с ним. На обратном пути в город я сказал ребятам, что знаю, как раздобыть наличные. Я не хотел просить у Митци, но, вернувшись домой, сказал ей, что действительно верю, что эта группа имеет все шансы на успех. Нам просто нужно записать свой материал и продать его кому нужно.
Митци согласилась взять на себя ответственность за эту операцию не только потому, что искренне любила меня и обладала прекрасным сердцем, но и потому, что она очень умная. У Митци была деловая хватка, и, возможно, она видела в этом возможность пропихнуть нас обоих в музыкальную индустрию.
– Конечно, я сделаю это ради тебя, – сказала она. – Я верю в тебя.
Бум! Мы вернулись в строй. Мы забронировали время в студии Waterfront с Генри Хиршем. С каждой поездкой на нашем почтовом грузовике-талисмане по тоннелю Линкольна и обратно мы становились все ближе к нашему видению. Генри сыграл важную роль в записи наших треков. Он был не только звукоинженером, прежде всего Генри был музыкантом. Со своей прической до плеч в стиле Ramones, черной кожаной курткой, черными обтягивающими джинсами, белой футболкой и ботинками «челси» он выглядел так, будто играл в группе из Нижнего Ист-Сайда.
Познания Генри в области технической акустики, а также создания и использования битов были поразительны. Когда каждый участник группы накладывал слишком много звуковых дорожек, он помогал нам превратить это месиво в нечто просторное и динамичное. У Генри всегда было свое мнение, и он не боялся его высказывать. Например, однажды Дэнни записывал свою партию на бас-гитаре и с трудом справлялся со своей задачей. Через пару часов терпение Генри лопнуло. «Эй, Ромео, почему бы тебе не сыграть эту партию?» Он слышал, как я возился с бас-гитарой в коридоре, и уже засек мой звук. Я разрывался на части. Я знал, что смогу это сделать, но ведь нашим басистом был Дэнни. Однако Дэнни неохотно отдал мне инструмент, и я сделал то, что должен был сделать. Генри кивнул.
За несколько недель совместной работы мы с Генри поняли, что стали музыкальными единомышленниками. Мы оба были без ума от The Beatles, Стиви Уандера, Pink Floyd, Джими Хендрикса, Ареты Франклин. Нам нравились одни и те же записи, их тона и фактуры. Чувство пространства и техника микширования. Чем дольше мы общались, тем больше понимали, что наша работа над этой группой на самом деле была не совсем тем, что нам нужно.
Но в этот момент пути назад уже не было. Я был полностью предан делу.
Или другой пример: зная, что нам предстоит выступать вживую и для этого нам понадобится барабанщик, я рассказал ребятам о Дэне Доннелли. Они поверили мне на слово, и Митци привезла его к нам. На самом деле я не был уверен, как он может помочь с нашими треками – мы полностью положились на драм-машины, – поэтому Дэн просто наложил звук тарелок.
Когда демозаписи были готовы, я убедил группу, что нам нужно поехать в Лос-Анджелес, чтобы подобрать себе образы и найти менеджера, который заключит с нами сделку. Я знал, что Кристофер Энуке и Дейли Хендерсон мне помогут. И неважно, что у нас не было денег, чтобы заплатить Дейли. Он заботился о нас и обращался с нами как с рок-звездами. Дейли подстриг и покрасил нам волосы и сделал нас похожими на прекрасных инопланетян. Кристофер одолжил нам несколько из своих творений ручной работы. Смешав их со старинными находками из Melrose, мы нашли свой образ, но у нас по-прежнему не было названия.
Дедушка Альберт и бабушка Бесси тогда жили в Бруклине, поэтому они разрешили мне поселить ребят в их квартире в Виллидж-Грин, а мы с Митци остались в лофте в центре города. Мама всегда была рада моему возвращению в Лос-Анджелес, а после знакомства с ребятами Раф, Дэнни и Дон показались ей очаровательными и хорошо воспитанными. Но тогда ее волновало совсем другое.
Вскоре после того, как папа съехал, моя крестная Джой Гомер уехала из Куинса и поселилась в гостевой спальне в Кловердейле. Муж тети Джой, некогда преуспевающий торговец, умер без гроша в кармане, оставив мою крестную нищей. У нее не было другого выбора.
Мама встретила сестру с распростертыми объятиями. Правда в том, что они были нужны друг другу. Это было божественное время.
В разгар моих передвижений, когда я подбирал для нашей группы правильное звучание и нужный образ, произошло еще кое-что, что потрясло мой мир. Я предсказал это сам и поэтому даже не удивился.
Лиза и Ленни
Кисмет и конфликт
Моя любовь к Лизе Боне началась с мальчишеской фантазии. Но затем, каким-то непостижимым для меня образом, мир сговорился сделать эту фантазию реальностью.
Все началось с Джерила Басби. Наши пути пересеклись и в A&M, и в MCA. Теперь Джерил продвигал New Edition. Они здорово выстрелили с песнями «Candy Girl» и «Mr. Telephone Man». Джерил всегда был поклонником моей музыки, и у него была возможность обеспечить меня контрактом на звукозапись. Но он не воспринял меня как коммерческого артиста. Он считал мой стиль слишком нестандартным. В New Edition требовался барабанщик, и Джерил спросил, нет ли у меня кого-нибудь на примете. Я предложил кандидатуру Дэна Доннелли. Еще они искали гитариста, поэтому я сказал, что попробую.
