Так и вышло. Джефф дал нам зеленый свет, и в один из летних дней мы снимали на камеру Super 8 у входа в Центральный парк на пересечении Семьдесят девятой и Пятой улиц, на том самом углу, где я часто играл в детстве. Съемки прошли прекрасно, под знаком озарения. Моя крестная Сайсели Тайсон, которая жила в многоквартирном доме с видом на это место, случайно вышла на балкон и услышала музыку, доносившуюся из колонок. Она была уверена, что ей знаком этот голос. В следующее мгновение кто-то похлопал меня по плечу. Я обернулся и увидел улыбающееся лицо крестной.
Я был потрясен.
– Как ты поняла, что это мой голос доносится через весь парк до твоего балкона на другой стороне Пятой авеню?
– Я знаю голос своего крестника.
Мы обнялись.
Папа тоже оказался в тот день в Нью-Йорке и приехал на съемки. Он хотел понять, из-за чего весь этот ажиотаж. В отличие от крестной он не сказал, что гордится мной, но я заметил, что он приятно удивлен. Отец был в хорошем настроении. Я воспринял это как знак солидарности.
Промотур по США оказался очень утомительным, но я не жаловался. Новым артистам нужно усердно работать. Это означало разъезды по всей стране в одиночку или с промоутером, выступления на больших и маленьких радиостанциях с живыми акустическими сетами и проведение интервью. Поначалу сам альбом оставался невостребованным, в то время как сингл «Let Love Rule» начал попадать в ротацию альтернативного и университетского радио. В эпоху, когда набирал силу хип-хоп, меня было очень трудно продвигать. Но у меня была отличная команда по завоеванию радио, и возглавлял ее Майкл Плен, которого прозвали «Атакующий хомяк». Когда дело доходило до эфиров с моим участием, его было не остановить.
Как только лейбл принял решение отправить меня в Европу, я был готов двигаться вперед.
Шесть изнурительных недель я провел в поездках по Англии, Франции, Голландии и Германии, только я и моя гитара. Я участвовал в промокампании, выступал на радио и в маленьких клубах. То тут, то там мне попадались упоминания в прессе. Это была тяжелая поездка, потому что Лиза и Зои вернулись в Штаты.
Именно в туре я и принял решение. Акустические сеты – это прекрасно, но у меня всегда была группа. Я был рокером, а не певцом кабаре, и мне нужно было полноценное рок-н-ролльное шоу. Я знал, что для этого понадобится огненная группа ударных и духовых за моей спиной, которая будет дублировать запись. Основой этой группы стали барабанщик Зоро, басист Леброн Скотт, который присоединился ко мне с благословения своего босса Кертиса Мэйфилда, гитарист Адам Видофф, с которым я познакомился в Беннингтонском колледже, саксофонист Карл Денсон, игравший на записи пластинки, Кеннет Крауч, племянник легенды госпела Андре Крауча, ответственный за хаммонд-орган и клавишные, и Энджи Стоун, которая выступала в первой части клубных концертов на бэк-вокале и играла на саксофоне.
Virgin записали меня на французский музыкальный фестиваль Rencontres Trans Musicales, который проходил в Ренне, в регионе Бретань. В течение четырех дней группы из десятков стран выступали на различных площадках перед восьмьюдесятью тысячами поклонников. Фестиваль знаменит тем, что каждый год он зажигает очередную восходящую звезду. Мне сказали, что соотношение тех, кто произвел фурор в Ренне, к тем, кому это не удалось, составляло один к ста.
Мне было двадцать пять лет. Мой опыт выступлений перед публикой был довольно ограничен. Я был заперт в студии в течение последних четырех лет. Я отказался от привычного плана: собрать группу, гастролировать годами, заключить контракт, а потом записать альбом. Я обратил процесс вспять. Запись уже была готова. Сейчас нам предстояло организовать живое выступление, и чем быстрее, тем лучше. Обычно я уверен в себе, но на этот раз я немного нервничал. Чужая страна, новая группа, отсутствие времени на саундчек, отсутствие хитов и вокалист, который не был проверен на этом международном мероприятии, не говоря уже об известности.
Сцена была крошечной. Занавес был задернут, вокруг меня собралась группа. Мы все глубоко вздохнули. Помолились. Затем занавес открылся, и прямо перед моим лицом, всего в нескольких дюймах, оказались зрители. Я мог взглянуть им прямо в глаза. Непосредственность происходящего ударила мне в голову, и я отреагировал как настоящий дикарь. Мы вывернули эту площадку наружу.
Реакция толпы была сумасшедшей, но я не мог по-настоящему оценить то, что я сделал, пока на следующее утро мой менеджер Стив не принес местную газету. На первой странице была моя фотография. Рецензия была блестящей, даже лучше, чем я мог себе представить. Через несколько часов пришло известие от Virgin: это был прорыв, на который они и рассчитывали. Европейское турне было продлено. Вскоре последовало еще три прорывных концерта: в Париже, Амстердаме и Гамбурге.
За один год я прошел путь от игры в крохотном лондонском клубе Borderline до солдаута на стадионе Hammersmith Odeon. Это было нереально.
Ко мне присоединилась Лиза. Позже я привез маму, тетю Джой и дедушку Альберта. Я хотел, чтобы мои близкие были рядом со мной в это время. Мне нравилось ощущать связь с семьей.
Для моей матери это было очень эмоциональное событие. По мере развития своего звучания я не давал ей слушать то, что у меня получается. Пока я жил в Кловердейле, я всегда запирался в своей комнате и никому не позволял слушать, что я делаю. Потом, после переезда, я не приглашал ее послушать, как я работаю в студии. Поэтому после выхода Let Love Rule она была в полном шоке.
Она услышала, как все, что я испытал на своем пути, оживало в этом альбоме: Чайковский, Jackson 5, Джеймс Браун, Гарлемская школа искусств, Стиви Уандер, Gladys Knight & the Pips, Earth, Wind & Fire, Майлз Дэвис, Джими Хендрикс, Led Zeppelin, KISS, Калифорнийский хор мальчиков, Принс, Дэвид Боуи, оркестр мисс Бисли, джаз-банд Средней школы Беверли-Хиллз, волшебная искра между мной и Лизой, дух нашей дочери.
Больше, чем кто-либо на свете, мама знала, что я вложил каждую частичку своей жизни в это творение. Этого было достаточно, чтобы она гордилась. Но то, что ее по-настоящему ослепило – как и меня – это тысячи поклонников, которые мне подпевали, выкрикивая написанные мной слова, а ведь большинство из них даже не говорили по-английски.
Дедушка раньше не бывал в Европе. Энергичный, как никогда, он просидел всю ночь, поедая пиццу и болтая с водителем автобуса. Он был слишком взволнован, чтобы спать. Дедушка любовался пейзажем, пока мы с музыкантами спали на задних сиденьях. Обладая глубокими познаниями в истории, философии и политике, он увидел то, о чем читал всю свою жизнь. По дороге в Берлин дедушка попросил остановить автобус. Шел 1989 год, рушилась Берлинская стена. Размахивая кувалдами, люди, молодые и старые, сносили ее. Водитель притормозил, и дедушка вышел из автобуса, чтобы присоединиться к ним. Ему захотелось прихватить с собой кусочек истории, поэтому он поднял обломок стены и положил к себе в карман.
На моем концерте в Лондоне, когда я пригласил его на сцену, он оказался тем еще актером. Дедушка любил быть в центре внимания. Он надел костюм и вышел, танцуя и играя на бубне во время исполнения песни «Let Love Rule». Толпа его обожала. Когда мы вышли на сцену и направились к автобусу, девушки кричали: «Дедушка! Дедушка!»
