Подобный герой является королем, у которого непомерные добродетели превратились в злодеяния. Взять хотя бы Карла XII, который с молодых ногтей ставил себе в пример жизнь Александра Великого, и те, кто хорошо знал этого северного Александра, удостоверяют, что Квинт Курций был причиною опустошения Польши и что сражение под Арбелою явилось причиной поражения под Полтавой
[30].
К этому примеру хотел бы я добавить и еще кое-что. Если речь идет о человеческом разуме, то здесь исчезает различие в чинах. Короли – те же самые люди; а все между собою равны. Причины, которые оказывают влияние на наш разум весьма разнообразны. Несколько лет тому назад в Лондоне произошла следующая история. Здесь была сыграна одна вздорная комедия под заглавием «Воры и мошенники», в которой показаны были некоторые приемы воров. В результате вскоре многие на собственном опыте убедились в проворстве преступников, лишившись перстней, табакерок и карманных часов. Сочинитель этой пьесы в короткое время нашел себе учеников, которые использовали свое искусство даже в партере. Вот сколь вредно приводить злые примеры.
Первое рассуждение Макиавелли основано на примерах Агафокла и Оливеротто, которые, будучи вероломны, сохранили себя как властителей своих малых держав. Он приписывает их благополучие именно вероломству. Желательно было, чтобы Макиавелли приводил в пример только Александра, но он говорит о разумном и удачливом поведении Агафокла и Ферма. Варварские и бесчеловечные деяния следует осуществлять, считает Макиавелли, последовательно. Злодеяния, которые должны принести пользу, следует осуществлять сразу. Вели тех, говорит он, кто тебе подозрителен и кто объявил себя твоими врагами, умертвить всех до одного. Причем не следует со своим мщением мешкать. Макиавелли восхваляет такие дела, как сицилианская вечеря и парижскую кровопролитная свадьба
[31], где совершены такие злодеяния, от которых всё человечество ужасается. Эти преступления он не считает большим грехом, при условии, если их осуществить разом. Ужас от преступлений держится до тех пор, пока они еще свежи в памяти. От злодеяний, осуществленных сразу, ужас проходит быстрее, нежели от тех, которые происходят постепенно. Как будто не одно и то же казнить за один день тысячу человек, или умерщвлять их по одному! Разве недостаточно этого, чтобы нравоучение Макиавелли стало позором для человечества?
Следует также уличить его в обмане. Поступает он не как честный человек, ибо, во-первых, не может быть, чтобы Агафокл в спокойствии и тишине пользовался плодами своих злодеяний. Находясь постоянно в состоянии войны с карфагенянами, он, наконец, вынужден был оставить в Африке свое войско, умертвившее по отбытии тирана его детей, да и сам был отравлен своим племянником. Оливеротто да Ферма лишился своей жизни через год по восшествии на престол из-за предательства Борджиа. Достойная награда за его злодеяния! Ибо падение его последовало столь скоро, что выглядело как следствие всеобщей ненависти. Хотя бы из-за этого не следовало приводить его в пример, поскольку с его помощью сочинитель ничего не смог доказать. Макиавелли желал того, чтобы злодеяние сделало Оливеротто счастливым, и для того тешил себя надеждой, что он отыскал сильный и правдоподобный довод, однако, к сожалению, Оливеротто был несчастен. Таким образом, один изверг убил другого, и личной своей ненавистью предупредил то, что общенародная злоба приуготовляла Оливеротто. Причем даже если само злодеяние можно было осуществлять безнаказанно, то разве не ужасается тиран печальному концу своей жизни? Он никак не может упразднить внутреннего свидетельства своей совести, и он чувствует беспрестанно в душе истинное и несносное мучение. Он не избежит печальной скорби, питающей его воображение, которая будет для него настоящим палачом на земле. Поистине нет в нашей природе такого, чтобы злобные существа могли быть счастливы, ибо, если прочесть жизнь Дионисия, Тиберия, Нерона и Людовика XI
[32], то увидишь, что все эти злобные души имели самый несчастнейший конец своей жизни. Жестокий человек имеет враждебное и желчное состояние духа, если он с самого младенчества не противоборствовал этому несчастному телесному свойству. Потому нельзя удивляться, что он обделен человеческими чувствами. Таким образом, если бы даже не было на земле правосудия и на небесах Бога, то людям тем более надлежало быть добродетельными, поскольку только лишь одна добродетель в состоянии их умиротворить, и она необходима для собственного их сохранения. В противоположность этому, злодеяния, делая людей несчастными, ускоряют их собственное падение.
Даниэль Николаус Ходовецкий. Генерал Цитен сидит перед королем Фридрихом Великим, 1786
Симон Фокке. Торжественный бал европейских князей. Эрцгерцогиня Мария Терезия танцует с королем Пруссии Фридрихом. Теодор фон Нойхофф, король Корсики, танцует с ним в костюме арлекина. Другие монархи наблюдают. Аллегория войны за австрийское наследство, 1742
Глава IX
О гражданских державах
Стремление к свободе неотделимо от нашего существа. У благонравнейших и у дурнейших людей существует это стремление в равной степени. Ибо поскольку мы рождены без цепей, то и желаем жить на этом свете без принуждения. Этот дух независимости и великодушия произвел много великих мужей, и явился причиной учреждения республиканского правления, которое ввело равенство между людьми, и тем самым приблизило тех к природной их сущности.
Макиавелли предлагает в этой главе из ряда вон выходящие рекомендации для тех, кто достиг власти на основе согласия, существующего в республике. Это почти единственный случай, когда Макиавелли честен в своих рассуждениях, но, к несчастью, этот случай никогда не встречается. Каждый гражданин республики, когда дело касается его свободы, чрезвычайно ревнив, и всё, что только может угрожать вольности, тревожит его; он бунтует даже в том случае, если стремление кого-либо к самодержавной власти является не чем иным, как плодом его собственного воображения. В Европе много таких народов, которые, чтобы освободиться, низвергнули своих тиранов, но нет ни одного, который, будучи вольным, отдал себя добровольно в рабство.
