– Любое твоё желание… – огромный жёлто-карий глаз мигнул, сменившись серо-голубым, тонкие, похожие на щупальца пальцы с длинными розовыми ногтями скользили по моей шее. – Это всё твоё… – голос шипел и извивался под кожей, а в лицо неслись два белоснежных холмика идеально-округлой формы с ярко-алыми вершинами, которые тут же расплылись сизоватым туманом. – А хочешь, я буду твоей собачкой?.. – чьи-то волосы заструились по лицу упругими чёрными кольцами. – Гав… – пламя потревоженного костра заметалось по стенам яркими бликами.
– Держи, бро… – дым факелов сгустился в тлеющий кончик папиросы, – расслабься, а то забегался, поди… – из огромной, туго обтянутой алым латексом лысой головы без лица в нос ударила струя сизого дыма с запахом гниющей плоти. – Расскажешь как там дома?.. – кашляющий хохот взорвался огненной каруселью…
Всё перемешалось. Стекавшие по лицу липкие струи чёрного пота разъедали глаза. Ощущение пространства растворилось в безумной пляске огней и неоновых вспышек. Галереи превратились в американские горки, где плавный спуск сменялся резким подъёмом и наоборот. Я не знал бегу ли ещё сам, или меня просто несёт вперёд неуправляемая вагонетка, и только жесткая подошва туфель отдавалась болью в ногах. В кроссовках бежать было бы удобней, но они так и остались в особняке. Морок и бред настолько перемешались с реальностью, что граница меж ними, если она вообще когда-то была, совершенно стёрлась. Иногда я слышал собачий лай и тут же поворачивал туда, откуда он доносился. Или мне казалось, что я его слышу? Думать об этом было некогда. Я чувствовал, что кто-то или что-то гонится за мной. Это была не Лика, нет. Она осталась стоять там, прижавшись к разбитой стене дрожащим от возбуждения телом. Это было что-то другое. Какой-то новый зверь. Более опасный. А может этот тот самый монстр, рвавший меня изнутри, каким-то образом выбрался наружу? Но как бы быстро я не бежал, он бежал быстрее. Он выскакивал на меня из метавшихся беспорядочно теней, завывал под потолком и улюлюкал голосами местных обитателей. Его длинные когти тянулись ко мне из тлевших фитилей и клубов дыма. Медленно отступавшая боль сменялась страхом. Страх шёл не изнутри, он был внешним, осязаемым, он липкой слизью шевелился в корнях волос, хлюпал в лакированных носках модных туфель, залитых маслянистой грязью. А ещё у него было лицо. Я увидел его в прислонённом к стене обломке большого зеркала. Его протянутая ко мне чёрная когтистая лапа, вздыбленная красная шерсть, налитые кровью глаза, тёмно-синяя рубашка в черных разводах свисала выбившимися из-за пояса мятыми краями, узкие алые губы кривились в злорадной усмешке на белом лице. На МОЁМ лице…
Внезапно лишившиеся костей ноги мгновенно забились ватой, едва не бросив меня на колени, но каким-то чудом мне удалось удержаться на дрожащих, подкашивающихся верёвках. Его улыбка гипнотизировала, в голове слышалось змеиное шипение, вещавшее, что мы – одно, что бессмысленно бежать от себя, что всё это не имеет никакого смысла. Я смотрел на его когтистую лапу и гадал, почему она такая чёрная? Я понимал, что сейчас он набросится на меня, поглотит, превратит в ещё одну груду валявшихся повсюду костей… Но я не мог перестать думать об этой протянутой ко мне, похожей на обугленную ветку, руке… Торжествующая ухмылка, сочащиеся кровью глаза… Я чувствовал, что начинаю проваливаться вперёд, в огромное, заполнившее всё видимое пространство зеркало. Или это я вдруг стал очень маленьким?.. Мысли тянулись медленно, как кисель… Зачем вообще думать?.. Это так утомляет… Ещё этот зуд в ушах… Что-то настойчивое пыталось пробиться сквозь толстую кожу перепонок. Какой-то навязчивый прерывистый звук рвался в сознание, требуя к себе внимания… Такой резкий… Высокий… Лай! Чужое ватное тело неожиданным рывком устремилось в проход, из которого только что отчётливо слышался знакомый голос. Сознание ещё только пыталось переварить произошедшее, но тело уже бежало. Заплетающимися ногами, постоянно заваливаясь вперёд и едва удерживая равновесие, но бежало. Даже то, что лай резко прекратился, уже не могло остановить движения постепенно набиравших прежнюю силу ног.
Погони больше не было. Мой злой двойник остался там, у зеркала, и больше не имел надо мной власти. Теперь я бежал не от чего-то, а к чему-то. Не знаю, в чём тут разница, но она имела место, и это было важно. Голова прояснилась, и ноги явственно чувствовали опору пола. Меня всё ещё окружали те же катакомбы, но теперь самым опасным в них было разве что заблудиться, свернув не туда. Но заблудиться я не боялся, я откуда-то знал, что Дружок укажет мне выход. Даже то, что я больше не слышал его голоса, никак не могло поколебать этой уверенности. Я просто знал, что если вдруг и собьюсь с пути, он подскажет верное направление. Мысль о том, что он где-то рядом придавала уверенности.
Очередной коридор неожиданно оборвался глухим тупиком. Я влетел со всего разбега в выросшую передо мною стену, которая от удара расступилась, втягивая меня из наполнившегося треском прогнивших досок коридора в свою раскрытую, оскалившуюся множеством острых щепок пасть. Лишившиеся какой-либо опоры ноги взмыли вверх, и я провалился в бездонную тьму поглотившего меня чрева.
Глава 6 Поиграй со мной
От неё исходило мягкое сияние, словно вся она была соткана из чистого света. Светилось буквально всё: и тонкие нежные руки, и шелковистые складки одежды. Этот свет оказался настолько ярок, что в его сиянии я не мог разглядеть какие-то детали, лишь силуэт, но при этом он был таким мягким, что не слепил и не причинял никакой боли или беспокойства. Напротив, этот свет и её скользившие по моим волосам руки вселяли покой и умиротворение. Так, пожалуй, может выглядеть ангел, а ещё она. Ведь для меня она поистине подобна светлому спасающему ангелу. Какое это странное состояние. Хоть я по-прежнему ничего не помнил, откуда-то у меня была абсолютная убеждённость, что это именно она. Быть может, из-за касавшихся моего лица длинных шелковистых локонов? Очень хотелось увидеть её лицо. Снова. Я точно знаю, что уже когда-то видел её, но почему-то забыл. Я даже не помню, почему и как такое вообще возможно, но сейчас это было уже не важно, ведь она была рядом. Живое воплощение любви и всего самого лучшего и светлого. Только это имело значение. Ещё мне очень хотелось снова заглянуть в её глаза. Полные любви, тепла и понимания. Я с абсолютной точностью знал, что можно провести целую вечность, вглядываясь в них. Но я лежал на её коленях таким образом, что не мог видеть лица. Оно пряталось от меня за густыми волнами светящихся волос. Я боялся пошевелиться, чтобы не нарушить это волшебное мгновение, но желание вновь заглянуть в её глаза было таким сильным, и так овладело мной, что, не выдержав, я немного приподнялся с её коленей, выворачивая шею. Источаемый ею свет стал сильнее, скрыв даже различимый прежде силуэт, а потом и вовсе затопил всё видимое пространство, окутав меня теплом и нежностью…
Я лежал на внушительной куче песка, насыпанной посреди небольшого дворика. Прямо надо мной нависала бетонная стена со множеством заколоченных окон, одно из который щерилось острыми зубьями обломанных досок, обрамлявших чёрный проём. Мозг с явной неохотой возвращался к окружающей действительности. Я зажмурил глаза, надеясь таким образом вернуться к оборвавшемуся видению, вернуться к ней. Но ничего не произошло. Видение улетучилось, растворилось. Я снова был в треклятом Лабиринте. Приняв сидячее положение и отряхиваясь от налипшего повсюду песка, я с тоской оглядывал серые облезлые стены домов и такой же уныло-серый булыжник брусчатки с зеленеющим между камнями мхом. Вся эта «красота» рождала во мне чувство исключительной признательности к тому неизвестному, который догадался насыпать здесь эту песочницу. На минуточку, окно, из которого я выпал, находилось аж на четвёртом этаже. Оказывается, катакомбные коридоры могут заканчиваться не только арками подземных переходов и могильными склепами, но даже окнами жилых (или не очень жилых) домов. Начинаю подозревать, что у затеявших эту игру шулеров (кем бы они ни были) вообще нет ни одной одинаковой карты, а вся колода набита сплошными джокерами, один из которых, кстати, как раз зарулил во двор и неспешно катился в мою сторону. Я так и замер с правой рукой в волосах в безуспешной попытке вытряхнуть оттуда белый, словно с морского побережья, песок, который никак не соглашался покидать мою взъерошенную голову.
