Оторвавшись от любования этой парочкой, я встретился взглядом с вылезшими из орбит глазами толстухи. Её широко открытый рот безуспешно пытался втянуть в себя воздух, которого ей вдруг резко стало не хватать. Я упёрся ногой в маленькую полочку, приделанную чуть ниже окошка, и хорошенько навалившись, опрокинул будку вместе с её обитательницей. Сама будка такого потрясения уже не выдержала и разошлась по углам на отдельные фанерные секции. Оказавшаяся на спине кассирша (или кто она там такая), беспомощно дёргала в воздухе руками и ногами, не в силах перевернуться.
– А-а-а! – Всё-таки ей удалось глотнуть воздуха. Теперь можно не беспокоиться, что бедняжка задохнётся. – А-а-о-а-о-о-а! – Ни одного членораздельного слова. Вот только звук вопля начал набирать такую громкость, что я невольно схватился за уши. Надо же, какой талант пропадает в таком захолустье. Такую вокалистку в какую-нибудь бы оперу, на радость меломанам в смокингах. Однако и в этом бестрамвайном депо оказались свои поклонники вопящей горы и её бессвязных завываний.
Неожиданно одна из белых дверей распахнулась, и на перрон выскочили ещё трое здоровяков в спецовках и оранжевых жилетках. Вот только в отличие от первых, эти были вооружены. Теперь настала моя очередь выпячивать глаза из орбит. В руках местных тружеников оказались вовсе не биты или монтажки, и даже не разводные ключи. Они размахивали поблескивающими воронёной сталью пистолетами. Вот так поворот. Хозяевам Лабиринта таки снова удалось меня удивить. Да ещё как! Но думать, и особенно много думать в такой ситуации было очень вредно, поэтому я быстро подхватил Дружка на руки и метнулся к рельсам, нырнув, как в окоп, в ложбинку. Пули чиркали, выбивая искры по углу бетонного возвышения перрона, и взрывали фонтанчики гравия совсем рядом с нами. Некоторые со звоном сплющивались о стальные рельсы, но мы находились в относительной безопасности. Пока. Толстуха, так и барахтавшаяся на полу, похоже набрала слишком много воздуха, потому что её непрекращающийся вой почти перекрывал по громкости даже грохот выстрелов. Когда троица отстреляла свои обоймы, и быстро затопала тяжёлыми ботинками в нашу сторону, я вскочил и, перепрыгивая через шпалы, побежал к воротам. Близко знакомиться с этими представителями железнодорожного хозяйства мне совсем не хотелось. Снова раздались выстрелы, но залегать на рельсах теперь было непозволительной роскошью, потому что ворота уже начали опускаться. А здоровячки с пистолетами вовсю пыхтели, стараясь сократить дистанцию. Местная братия никак не желала с нами расставаться и собиралась отрезать нам единственный выход из своих владений. Дружок взвизгнул, едва не вывернувшись из моих рук, и тут же моё плечо обожгло огнём, но мы уже нырнули вниз, прокатываясь под опускающейся тяжелой створкой. Спина и рёбра взвыли от такого кувыркания, но больше всего досталось локтям, которые я растопырил, в надежде защитить малыша от удара. Благо, головой ни обо что не стукнулся. Створка за нами с грохотом опустилась на рельсы, с той стороны в неё несколько раз что-то со звоном врезалось, и всё затихло.
– Умеешь ты развлекаться. – Я вывернул голову и с удивлением уставился на запыхавшуюся Лику. Вот уж точно привязалась, не отвяжешься. Я о ней и думать забыл, а она сидит себе на рельсах и куртку отряхивает.
– Можешь обратно. – Я кивнул в сторону ворот. – Постучи, вдруг откроют. Уверен, они то точно будут рады твоей компании. – Дружок дрожал, поскуливая на моих руках, пуля угодила ему в заднюю лапку и похоже сильно разворотила её, возможно, даже повредила кость. Но самое паршивое то, что его рана обильно кровоточила.
– Не, было круто! На самом деле. Только теперь-то что? – Я сжал зубы, чтобы не огрызнуться в ответ. Сейчас было не время для бесполезных споров и обмена любезностями. Оторвав рукав рубашки и скрутив его жгутом, я затянул его на основании раненой лапки, чтобы остановить кровотечение. – В город теперь через забор полезем?
– Если тебе надо в город, тебя никто не держит. – Осмотрев своё плечо, я убедился, что там действительно незначительная царапина, которая даже почти не кровоточит, и бережно подняв щенка на руки, пошёл прочь от ворот. Мы снова были на рельсах, и они снова куда-то вели. Но на этот раз мы пройдём по ним, не сворачивая, куда бы они нас не привели. – А мне туда не надо.
– Да брось! Ты же не серьёзно?! – Лика была явно не в восторге, и в другой ситуации я бы наверняка порадовался такому повороту, но сейчас мне не было до неё никакого дела. Все мои мысли занимал истекающий кровью Дружок.
– Потерпи, братишка, мы что-нибудь придумаем. – Щенок доверчиво ткнулся мне в шею влажным носом, по его рыжей с белым мордочке скатилась одинокая слеза. – Прости, что я втянул тебя в такую передрягу. – Чувство вины разрывало мне сердце. Я гладил его по голове, оставляя на мягкой шёрстке бурые пятна. Его кровь была на моих руках и в прямом, и в переносном смысле. Как бы мне сейчас хотелось обвинить в произошедшем зачем-то плетущуюся за нами следом Лику, но это было бы неправильно. Даже если она и знала о том, что происходит в депо и чем это может обернуться, пойти туда было моим выбором. Я сам туда пошёл и сам потащил за собой единственного друга. Билет им, видите ли, нужен. Злость на себя тугим комком подкатила к горлу, а глаза обожгло едкой солью. Опомнившись, я подавил в себе все эмоции, которые были ничем иным, как проявлением жалости к самому себе. Такой роскоши я точно не заслуживал, тем более сейчас, когда мне во что бы то ни стало нужно помочь раненому Дружку. Но поскольку всё, что я могу – это идти вперёд и надеяться на чудо, то я буду идти. Идти, пока не найду выхода для нас с Дружком. Даже если придётся для этого перевернуть весь этот Лабиринт вверх дном.
Глава 11 Лево – Право
Время. В некоторых случаях оно имеет критическое значение. В сложившейся ситуации эта непонятка с местным временем была очень некстати. Как бы сейчас пригодились хоть какие-нибудь часы. Да даже песочные. Но их не было. Не зная, как ещё засечь время, я стал считать шаги с расчётом, что на один шаг тратится примерно одна секунда. Следовательно, шестьдесят шагов – это одна минута. Таким образом, отшагав примерно час, я останавливался и ослаблял рукав-жгут на лапке Дружка, а когда рана снова начинала кровоточить, перетягивал заново. Перевязать саму рану было нечем, поскольку вся моя одежда была для этого слишком грязной. Щенок на руках дышал тяжело и отрывисто, не открывая глаз, молча перенося ту боль, которую ему наверняка причиняли мои действия. Вот ведь угораздило меня, едва найдя потерянного друга, тут же втянуть его в такую заварушку. А всё из-за самоуверенности! Возомнил, что никакой реальной опасности обитатели Лабиринта представлять не могут, и на тебе. Значит, в этом мире можно не только переломать кости или свернуть себе шею, свалившись откуда-нибудь, но и получить вполне реальные пулевые отверстия в различных частях тела. Казалось, что Дружок постепенно становился легче, словно его вес вытекал из него вместе с отмечающими наш путь по шпалам каплями крови. Или это руки у меня стали постепенно затекать, теряя чувствительность? Трудно сказать. Всё, о чём я мог думать – это маленький шерстяной комочек, истекающий кровью у меня на руках. По моей же вине. Даже если у меня совсем откажут руки, я его не отпущу и не перестану идти.
