Не прошло и минуты, как возле нашего стола возник парень со второго курса.
— Помоги княжичу, — велела принцесса строгим тоном, и китаец поклонился ей, после чего встал у меня за спиной.
— Снимите щит, — попросил он, говоря с едва заметным акцентом.
Я выполнил просьбу, и мастер тут же прошелся по моей шее быстрой серией тычков. Я ощутил, как его техника прошивает мое тело молниями, но никакой боли не было. Зато в голове прояснилось, тошнота прошла, и я почувствовал себя примерно так же, как если бы успел немного передохнуть после тяжелой физической нагрузки.
— Это даст вам три часа, Дмитрий, — объявила Мэйлин, нетерпеливым жестом отсылая китайца. — Повторять нельзя, но вам же хватит?
— Благодарю, госпожа Ван, — склонил голову я с улыбкой. — Должно хватить.
Есть, однако, я все равно не стал. Да и не хотелось по-прежнему, так что до конца занятий я продержался, а когда эффект от техники китайского мастера начал спадать, отправился на кафедру.
— Дмитрий Алексеевич, вас ожидают, — сообщила секретарь, указывая мне на дверь.
— Спасибо, — кивнул я, сразу же направляясь в кабинет декана.
Внутри уже собралась целая комиссия. Петр Сергеевич, расположившийся за своим столом, лениво поднял на меня взгляд поверх кружки с чаем, после чего указал взглядом на свободный стул. Сковородин сидел чуть в стороне, ковыряясь пальцем в планшете. На меня Александр Вадимович не взглянул, пока я не занял предоставленное место.
А вот присутствие в противоположном углу кабинета Телегина меня удивило, хотя я и не подавал вида. Впрочем, даже если Иван Никитич попытается вставить мне палки в колеса снова, сегодня у меня уже нет ни сил, ни настроения играть в хорошего парня.
— Итак, господа, все собрались, так что не будем затягивать, — заговорил декан, громко опуская кружку на подстаканник, расположенный по левую руку от монитора. — Предупреждаю присутствующих, что все сказанное далее будет идти под запись, а после отправится в архив Царского Государственного Университета. Итак, первокурсник Романов Дмитрий Алексеевич с факультета биохимии воспользовался правом досрочно сдать зачет по предмету философия, преподавателем которого является Сковородин Александр Вадимович. В лице комиссии, помимо меня, декана факультета Толстых Петра Сергеевича, также присутствует профессор Телегин Иван Никитич. Александр Вадимович, приступайте.
Философ отложил свой планшет и начал задавать вопросы. Ничего сложного в них не было, и если бы Сковородин не пытался поймать меня на незнании, уточняя практически каждый ответ и спрашивая мое личное мнение, все закончилось бы буквально минут за сорок.
— Вы считаете теорию сверхчеловека ошибочной? — уточнил Александр Вадимович, когда мы коснулись его любимой темы. — И в чем же, по-вашему, кроется эта ошибка?
Я улыбнулся.
— То, что вы называете сверхчеловеком, во-первых, не является человеком, — заговорил я, глядя на своего собеседника. — В лучшем случае его можно отнести к постчеловеку — то есть это нечто, что когда-то было представителем нашего вида. Во-вторых, отбросив саму суть чувств и эмоций, вы создаете не чистый разум, не подверженный влиянию сиюминутных страстей, а бездушную машину, которая с легкостью обречет человеческий вид на вымирание.
— Хм, с постчеловеком, возможно, я даже соглашусь, мне нравится ваш термин, — потерев подбородок, кивнул Сковородин, после чего продолжил: — Но почему же вы так решительно настаиваете, что человек без эмоций — уже и не человек вовсе?
— У нас уже есть опыт взаимодействия с такими, — приподняв бровь, ответил я. — И мы не восхищаемся ими, а закрываем в лечебницах и стараемся делать это раньше, чем очередной натворит бед. Психопатия — это опасное заболевание даже для обладающего нашими человеческими возможностями. Но представьте, что вы такого сами ставите на пьедестал, откуда он начнет диктовать волю окружающим.
Сковородин усмехнулся в ответ.
— Вы уравниваете существо за пределами человеческой эволюции и больного?
Я улыбнулся и развел руками.
— Разве? Вся суть теории сверхчеловека, о которой мы рассуждаем, основана на том, что руководит этой сущностью — лишенный эмоций разум. Но это не объективность, это слепота, ущербность, деградация. Все равно что из полноценного современного компьютера сделать счеты и заявить, что теперь он — совершенство. Ведь и то и другое — вычислительная машина.
— И что же, может, у вас есть мысли, как эту теорию можно было бы исправить? — поинтересовался тот.
— Я считаю, нужно подходить с другой стороны изначально, — заявил я. — Какую проблему решает сверхчеловек? Это не шаг вперед по эволюционному пути, это создание бесстрастного судьи, заботливого пастуха, который поведет за собой все остальное стадо, не достигшее такого уровня развития.
— Пока все верно, — кивнул Сковородин.
— Но для того, чтобы заботиться, нужно сострадать, а чтобы сострадать, нужно чувствовать. У нас уже есть несколько монотеистических религий, где поклоняются подобной сущности, — сказал я. — И смотрите, что мы видим — даже дети задаются вопросом, почему, если бог существует, он допускает насилие, горе, смерть. Ответ кроется в излюбленной вами теории сверхчеловека. Ему все равно. Пока математически существует достаточное количество представителей человеческого вида, вмешиваться не имеет смысла.
— Ступаете на очень скользкий путь, Дмитрий Алексеевич, — с ухмылкой заявил Александр Вадимович.
— Вовсе нет, — покачал я головой. — Религия учит, что мы созданы по образу и подобию. Но ведь мы с вами понимаем, что речь не идет о нашем физическом теле. Нет, как Бог был Творцом, так и в нас заложил душу, искру. Крохотную частицу Творца. Именно она дает нам понимание прекрасного и отвратительного. Она отвечает за наше восприятие мира, заставляя видеть, где неправильно и где правильно. И делает это с помощью эмоций. Отказываться от этой искры — все равно что намеренно калечить себя. Портить то, что создано не нами, но дано нам в качестве фундамента, на котором мы должны построить дом. Мы должны созидать, Александр Вадимович, чтобы искра превратилась в огонь. И только тогда мы исполним свое предназначение, когда сами станем вровень с богом. Так что сверхчеловек — это не психопат, получивший неограниченную власть, это человек, вставший рядом со своим Творцом, чтобы подставить своему создателю плечо.
Однако Сковородин явно не собирался сдаваться, я видел, что он уже готов продолжить наш диалог. При этом Александр Вадимович действительно увлекся разговором, это было заметно. Впрочем, тут напомнил о своем присутствии Телегин. Иван Никитич кашлянул, после чего, взглянув на Александра Вадимовича с укором, произнес:
— На этом уже достаточно, — сказал он. — Я убежден, что первокурсник Романов не нуждается более в вашем предмете и может получить зачет. Петр Сергеевич?
Декан кивнул, после чего заговорил для записи:
— Подтверждаю. Комиссия постановила, что зачет сдан. Студент Романов Дмитрий Алексеевич получает соответствующую отметку в свое личное дело и освобождается от посещения занятий Сковородина Александра Вадимовича. Заседание окончено. Запись остановлена.
