- Ну все, всё. Не так выразился. – закидывает руку на широкое плечо товарища и дружески прижимается лбом к его широкому лбу, - Знаю я все. Мне, когда сказали, что ты погиб, я думал, с ума сойду. Проклинал тебя за службу твою идиотскую. Войну это чертову. Всех на свете винил и себя в том числе, что отпустил тебя в пекло. Брат, я же жить не хотел тогда.
Сергей расслабляется и хлопает друга по спине.
- Да я сам думал, что тот свет увижу. Нас тогда пятнадцать человек в котел попало. Погиб мой однофамилец, а сообщили вам. Представляю, как Татьяна переживала, бедная моя. Как она, кстати? Я после тебя сразу к ней. Увидеть хочу страшно. Она мне на письма не отвечала, не знаешь почему? Я уже извелся весь. Кольцо вот везу. Обещал же жениться, как вернусь.
В светлых глазах вспыхивает тепло, и выражение лица наполняется предвкушением счастья. Игорь сдержанно отстраняется и прокашливается. Чешет затылок, и не спешит отвечать, тем самым заставляя Ефремова напрячься. Неужели что-то с любимой? Он столько раз гадал, почему девушка не отвечает на его письма. Можно только представить, какой ужас ей пришлось пережить, когда пришла похоронка. Его Таня. Танюша. Девушка с самыми длинными пшеничными волосами и яркими голубыми глазами. Его сокровище. Его любовь. Мать будущих детей и единственная женщина в жизни.
- Серег, тут такое дело, в общем...
Рука Игоря продолжает нервно ерошить волосы, и только сейчас Сергей замечает, как на безымянном пальце приятеля отражается солнечный луч. Он отскакивает, словно от металла и бьет прямо в глаза. Ослепляет и обездвиживает. Что это? Кольцо? На безымянном пальце?
- Ты женился что ли?
Вопрос вырывается сам собой, и тут Игорь поднимает на него взгляд, полный вины и бедное сердце замедляется. Сжимается, сдавленное неподтвержденной догадкой, и начинает обратный отсчет. Пять, четыре, три, два, один удар до момента, когда его жизнь обернется адом. Он в один момент потеряет друга и любовь всей его жизни.
- Серега, так получилось, ты пойми, - оправдания доносятся как сквозь плотную стену, в секунду выросшую между друзьями, - Мы оба оказались тогда убитыми горем. Думали, ты погиб. Таня, она вообще стала похожа на ходячий труп. Не ела ничего. Не пила.
- И ты решил помочь бедной девушке?
- Ну да. А как бы ты поступил? – вспыхивает Савельев и разводит руками. – Я узнал, что ты жив уже после того, как мы расписались.
- А Таня? Она знает, что я выжил? – вопрос дается с трудом, а ответ он считывает уже сам.
- А зачем? У нас дочь. Мы счастливы, Серега. Я не хотел снова бередить старую рану. Она уже пережила это горе.
Сердце молодого лейтенанта Ефремова покрывается коркой льда и на всю жизнь теряет способность сострадать таким существам, как Савельев. Кулак впечатывается в холеное лицо бывшего друга, к которому тут же спешат верные псы, выскакивая из нажитого нечестным путем мерседеса. Ефремов всегда знал, что друг ведет незаконный образ жизни, но закрывал на это глаза, ведь это друг. Брат. Почти родной человек. Единственный, кто был рядом на протяжении многих лет и именно тот, кто ударил в спину тогда, когда меньше всего ожидал. Близкие люди – самые опасные. Никогда не знаешь, останется ли друг верным или же решит столкнуть в пропасть, если собственная выгода станет на ступеньку выше. Сегодня друзья, а завтра враги, и нет опаснее того, кого когда-то ударили ножом, а он выжил и стал сильнее вместо того, чтобы погибнуть.
Глава 37
Дима
На улице уже глубокий вечер. По сторонам от дороги заливаются сверчки, и я, наконец, могу снять долбаную толстовку. Сейчас в душ и к моей девочке сразу. Соскучился охренеть как. Аня, наверное, уже извелась вся в ожидании. Последняя электричка как назло аж в шесть вечера оказалась, а на ту, что раньше отправилась, я не успел.
Закидываю в рот соленые орешки, купленные на вокзале, и, шурша ступнями по гравию, приближаюсь к дому. Всё будет хорошо, заяц. Твержу про себя, словно она может меня услышать. Уже представляю, как мы с ней заживем. Ефремов обещал помочь, и что-то подсказывает, что этот мужик слов на ветер не бросает. Ден укатил в город, чтобы не вызывать лишних подозрений, а мне завтра предстоит еще одна встреча с генералом. На электричках, как на маршрутке, б***ь. Туда-сюда-обратно, и ни хрена неприятно. Ну ничего. Если сравнить с тем, какие потери я вообще мог понести, то можно сказать, что выгребаю минимальные.
Вхожу во двор, закрывая за собой калитку. В доме темно, только тусклый свет горит на кухне. Наверное, малыш меня ждет. Переживает, глупышка. Давно за меня так не волновались, как она. Непроизвольно улыбаюсь. Как странно бывает, что порой находишь близкого человека там, где и не думал искать. За несколько дней срастаешься с ним крепче, чем с другими за десятки лет. Я не могу теперь даже представить себя без Ани. Разве было когда-то иначе? Чтобы рядом не было моего зайца, а на душе отсутствовало то тепло, поселившееся на постоянной основе поселилось с появлением в жизни Ани.
Поворачиваю дверную ручку и захожу в дом. Бросаю рюкзак на пол, толстовку на тумбочку в небольшой прихожей. Скидываю кроссовки и направляюсь на кухню. Оттуда доносятся странные звуки похожие на всхлипы, и я инстинктивно напрягаюсь. Голос вроде Вики. Это успокаивает, но тревога, тем не менее, не оседает. Необъяснимым образом набирает обороты, подпитываемая странным предчувствием. Вхожу в маленькую кухню и вижу за столом Вику с Мишей. Перед ним бутылка водки и стакан. Вика в слезах. И самое главное – Ани с ними нет.
- Вечер добрый, - здороваюсь, обведя полутемное помещение взглядом, и не понимаю, почему сердце с каждой секундой сдавливает все сильнее.
А точнее наоборот понимаю. Странно, что Вика ревет, а зайца нет рядом. Мой лучик света обычно там, где другим плохо. Осветляет, согревает, исцеляет. Хозяева резко поднимают на меня головы и то, что я вижу на их лицах, подгоняет задать вопрос, на который отчего-то страшно услышать ответ: – Аня в спальне?
- Дима, - нервно выдыхает подружка и подскакивает со стула, - Господи, ты вернулся. Дима...
С каждый ее словом, надрывом в голосе и всхлипом воздух вокруг становится гуще и гуще, накаляя и закручивая внутри догадку, от которой меня замораживает.
- Аня в спальне? – повторяю вопрос уже резче и грубее и, не дожидаясь ответа, шагаю в сторону нашей комнаты.
Толкаю дверь и задыхаюсь, когда навстречу мне скалится пустота. Она громко хохочет, разинув пасть, и намеревается меня поглотить в свое безмолвие, потому что я уже знаю, что увижу, если включу свет. Щелкаю выключателем. Кровать не разобрана. Анины вещи аккуратно сложены на стуле. Половица с документами и флешкой не тронута. Значит, она не уехала по собственной воле.
Сзади раздаются быстрые шаги, меня хватают за плечи и разворачивают.
- Дима, они забрали её. Полиция, - тараторит Вика, тараща на меня сумасшедшие красные глаза, - Почему ее забрали, Дима? Что она сделала?
