Я замираю, с трепетом, затаив дыхание, ожидая исхода. Но возвращаюсь и вижу перед собой призрак Роана. Он кивает мне и сливается с полумраком подземных коридоров, а я смотрю в глаза Алэра.
— Расскажешь? — приподнимая бровь, спрашивает он.
— Все, что знаю сама, — уверенно оповещаю я, и супруг кивает:
— Хорошо! А теперь смотри!
Повернув голову, замечаю глухую, покрытую узором трещин стену. Но понимаю, что здесь кроется подвох. Рычаг в самом темном углу подмечаю не сразу, а когда вижу — подхожу.
Рейн без слов опускает его вниз, и часть, казалось бы монолитной, стены медленно сдвигается, освобождая узкий проход.
Еще пара минут, и я иду, согнувшись, среди причудливо переплетенных ветвей. На голову падают сухие листья и мелкие веточки. Гибкая ветвь ударяет по лицу, заставляя зажмуриться, и муж слегка подталкивает меня, вынуждая идти дальше. Раскрыв глаза, вижу перед собой каменную стену, слева от меня к ней прислонено деревянное колесо.
Укромный уголок сада, среди кустов и вечнозеленых деревьев.
— Внутренний двор! — констатирую я. — А дальше?
Алэр широко разводит руками, и я понимаю, что он хочет сказать.
— Теперь тебе известны все тайны этого замка, Ниа! — вполголоса оповещает он.
Отвечать ему не стала, да он и не ждал моих слов, по крайней мере об этом. Я знала, и слишком хорошо, что хочет услышать от меня супруг, сам скрывая все свои чувства.
Несколько дней мы не разговаривали, даже о проблемах, даже в присутствии родных и близких. Он уходил затемно и возвращался поздно, когда я спала или делала вид, что сплю.
Альбины молча осуждали меня; эрт Декрит мрачно косился на своего лорда и друга; Рилина поднимала глаза к потолку, шепча: «Как дети!» Алэрин неодобрительно качал головой; Жин и Гэрт одинаково криво улыбались. Миенире было не до нас — она преданно ухаживала за мужем, пропадая с утра до ночи в подземельях. С ней всегда был кто-то из воинов, потому что при измененном почти все время находился эрт Дайлиш.
Признаться, и мне стало приятнее коротать дни в обществе вампира. Помощи особой от меня не требовалось, телесные раны эрт Тодда затягивались быстро, а в сознание он приходил лишь на короткие мгновения. Всю заботу о нем взяла на себя Миенира.
В очередной из таких тревожных дней, когда я, как и прочие, ждала развития событий, устав, задала сумеречному вопрос:
— Моя матушка была хорошей воительницей?
Орон взглянул на меня остро, пристально, долго, и огорошил:
— Нет. Леери, — вздохнул, — не любила металл, даже аравейскую сталь, считая слова и прикосновения лучшим оружием!
— Но я помню, как она тренировалась! — возмущенно воскликнула я.
— Да, — он не стал опровергать, — но Леери всегда рассчитывала на защиту супруга, альбин и прочих воинов. За свою жизнь ей пришлось сражаться только однажды, — вампир не продолжил, но я и без того поняла.
Вспомнился мне и тронный зал, залитый кровью, заполненный изуродованными телами, и умирающая матушка.
— Можете обвинять меня! — бывший наставник стиснул челюсти. — Я не предусмотрел, не прикрыл королеву своим телом!
Картина той битвы еще стояла перед моими глазами. Я вспомнила все, до мелочей, потому что была там и видела. Поэтому сейчас помотала головой:
— Ты умер за минуту до проклятого выстрела!
— Я выжил… — улыбка эрт Дайлиша получилась злой, беспощадной.
— Ты переродился! — ткнула пальцем в его грудь, где слабо, неохотно стучало покрытое сеткой шрамов сердце. Хмыкнула. — Жаль, что получилось долго, и ты не успел перегрызть горло Беккит и ее последователям! — я могла улыбаться вот так — жестко.
Орон схватил мою руку, глаза его налились кровью, и речь звучала убедительно:
— Будьте спокойны, королева, мой час еще придет!
— Очень на это надеюсь! — хладнокровно встретила его взгляд и приняла сказанные в порыве слова, как клятву.
Часть моей мечущейся души успокоилась, я примирилась с тем, что впустила сумеречного в свою жизнь. Как будет дальше — неизвестно, а пока пусть останется, как есть!
Ветер завывал над замком, с небес лил студеный, опостылевший за прошедшие недели дождь. Капли влаги оседали на лицах снующих по двору жителей, и до того опротивела всем эта пронизывающая сырость, что многие мечтали о приходе зимы, как о благе Хранителей.
Шла быстро, низко натянув капюшон, стремясь разыскать Алэра, поделиться с ним своими мыслями. Когда увидела — огорчилась. Он стоял под крышей сарая, а рядом с ним, почти вплотную, находилась Танель эрт Сиарт — еще одна заноза в моей душе! Дыхание сбилось, кровь прилила к щекам, когда Рейн склонился к женщине и положил руки на ее округлившийся живот. Прикасался бережно, почти с благоговением, будто баюкал нерожденное дитя. Танель, пусть и опустила глаза, делая вид, что смущена, явно получала удовольствие. Щеки запылали сильнее, когда, обратившись к связи, я поняла, что и Алэру нравится происходящее, и сейчас он с трепетом ждал, когда зашевелиться ребенок.
С обидой следила за разыгрывающейся сценой, непредназначенной для чужих, только для этих двоих. Яростные слезы жгли глаза, и, чтобы не разреветься, я бросилась прочь, куда угодно, пусть и на край света, лишь бы не видеть, не представлять, не думать.
Выбежала к роще и ахнула, позабыв обо всем. Словно сами Хранители раскинули над этим очарованным местом прозрачный купол, по которому стекали капли дождя. Сама роща, как будто спряталась за водопадом от нескромных взглядов обитателей замка, однако, меня пригласили войти. Водный поток скользнул в сторону, открывая узкий проход. Решив, что терять мне нечего, все дурное, что могло произойти со мной здесь, уже было, я сделала рискованные шаги.
В роще оглушительная тишина: ни шепота ветра, ни звона дождевых капель, ни пения птиц. Деревья, точно околдованные, тянут сухие ветви к размытому серому небу. Земля покрыта темной коркой — страшно ступить — вдруг под ней зияет пропасть. Но я не стою, направляюсь к самому центру.
Зябко, кутаюсь в плащ, надеясь согреться, подношу окоченевшие руки ко рту, но не могу выдохнуть — душат воспоминания. Боль непросто забыть, но я заставляю себя сделать это — прошлое должно отпустить меня!
Дерево-исполин — хранитель Нордуэлла — встречает меня, протягивает могучие ветви, и я дрожу, сама не понимая, то ли от холода, то ли от жутких воспоминаний.
— Страшно? — из-за необъятного ствола ко мне выходит гадко ухмыляющийся Гэрт.
— Так же, как и тебе! — нахожу, что ответить ему, потому как знаю — мальчишка скрывается в роще от всех.
Его мирок теперь пустой и безрадостный, в нем больше не затаиться, а большой мир полон опасностей, которых это обиженное дитя боится. Роща — все, что осталось у Гэрта, в ней он чувствует себя прежним.
