— Тогда ты знаешь, как я устала плясать под чужую дудку и почему хочу уйти!
— Куда? — глядя в ее злые, непримиримые глаза, вопросила я и сама ответила. — Нам некуда идти, наш дом — север. Именно о любви к нему я говорила, потому что твердо знаю, каково существовать на юге, оторванной от родной земли. Я, как и ты, влюблена в север, и могу жить лишь здесь! — поднялась. — Хочешь прожить жизнь заново?
Тэйна явственно содрогнулась, и я знала, почему. Недаром меня прозвали колдуньей, но мне и ворожить не нужно — хорошо осознаю, чего хочет обиженная на весь свет девушка, которая так и не познала счастья.
— Откуда ты?.. — призрак не договорил, заметался черным облаком, загасил заново зажженные свечи.
Вампир раздраженно рыкнул и снова воспользовался лучиной. Я присела к очагу, протянула руки к огоньку, лижущему сосновые поленья. На плечи навалилась усталость, но я не имела права сгибаться.
— Пообещай, что отпустишь нас! — спустя некоторое время потребовала у меня Тень.
Я без эмоций взглянула на нее и ответила:
— Ты же понимаешь, что я не могу решать за него, — увидела, как вскинулась Тэйна, и, скрепя сердце, дала обещание. — Но поговорю с братом, если ты выполнишь мой приказ, — на языке горьким дымом вертелось окончание фразы. — «Конечно, если выживем», — так и не произнесла его вслух.
Тень неотрывно смотрела на меня, она бы хотела отказаться, но любовь в ее измученной душе победила обиды.
— Да, моя королева, я отправлюсь на юг и выполню твой указ! — склонилась она и торопливо вылетела за дверь, хлопнув напоследок створкой.
Вампир сверкнул неодобрительным взглядом и обратился ко мне:
— Королева, мне позволено будет выказаться?
— Нет, — все, чего мне сейчас хотелось, чтобы меня оставили в покое. Сил, чтобы подняться и уединиться в своем уголке, не было. Я старалась глубже дышать и ни о чем не думать.
Орон широкими шагами подошел ко мне, и по его глазам я поняла — не отступится. Со вздохом махнула рукой:
— Слушаю тебя.
— Призраков нужно отпустить, им нечего делать среди живых! — сказал он без колебаний.
— Это непозволительная роскошь в нашем положении. Ты сам видел, кто выступает против нас.
Эрт Дайлиш провел рукой по темным волосам, взлохматил и без того растрепанную шевелюру, и мрачно изрек:
— Предостерегаю от того, на чем споткнулся сам!
Я хранила молчание, предлагая ему или продолжать, если заговорил, или остановиться. Все равно своего решения не изменю, чего бы ни услышала из уст вампира. Отлично понимая это, он выбрал искренность.
— Мне тяжело вспоминать тот день, когда пал Хрустальный город. Впрочем, тот день черный для любого ар-де-мейца, которому «посчастливилось» выжить. И заметьте, я не делю нас на сумеречных и магов. Научился у вас, моя королева, как когда-то училась у меня ваша матушка.
— Помню и ценю, что ты делаешь ради нас, — когда он сделал паузу, высказалась я.
Видела, как нелегко Орону говорить, поэтому не торопила, выжидала, когда он сделает очередной долгий вдох.
— Моя любимая женщина погибла, и я даже не заметил, когда она перестала дышать. Сам, поддавшись тьме, возжелал обрести могущество, чтобы отомстить, а она ждала меня, — смотрел, не мигая, переживая заново личную трагедию.
Я безмолвствовала — ничем помочь не могла, на душе свирепствовала метель. Эрт Дайлиш договорил:
— Моя Эйра стала призраком, все уговаривала меня одуматься и убить себя. Я ведь из-за нее сохранил рассудок и, убивал людей, мучаясь, но не останавливался, с каждой новой жертвой больше теряя себя. Эйра видела, рыдала кровавыми слезами и постепенно менялась. Мы перестали понимать друг друга и расстались, в конце концов. Призраки должны уходить. Всегда.
Мне нечего было ответить ему, и вампир, выдохнув сквозь зубы, попытался достучаться до моего рассудка.
— Ниавель, вам не кажется, что она слишком быстро согласилась! Не считаете, что она так же быстро предаст вас?
— Не предаст, — отозвалась я, — потому что служит не мне, а этой земле, которой угрожает опасность.
— А потом? Когда опасность минует?
— Потом? — мне не хотелось загадывать. — Наступит время исполнить обещание и отпустить ее на все четыре стороны.
— Хм… — Орон замер с задумчивым видом, но продолжать не стал.
Я заставила себя встать и, попрощавшись с вампиром, отправилась к себе. Мне нужно было многое обдумать в тишине, наедине с собой.
Я и не поняла до конца, как пролетел еще месяц. Все время была чем-нибудь занята, много думала, просчитывала дальнейшие ходы, советовалась, а за порогом моего временного дома расцветала весна. С ярко-голубого неба лился солнечный свет, сугробы таяли, проседали, затрудняя наше передвижение по местности. Мой ручеек с каждым днем становился полноводнее и полноводнее, между камнями вокруг башни пробивались робкие зеленые травинки. Людям хотелось больше времени проводить на улице. Я не мешала — за зиму насиделись в четырех стенах.
Второй день последнего весеннего месяца начался как обычно. Я спустилась вниз, взглянула на вбитый в углу столб и спросила:
— Уже провели черту?
— Сегодня каждый интересуется этим! Да! — усмехаясь, отозвалась Лелька.
Я вскинула бровь, а тетушка с улыбкой пояснила:
— Сегодня день особенный, праздничный. Природа просыпается от зимней спячки, и люди стремятся встретить новый день радостно.
Я нахмуренно взирала на них, и пробегающая мимо Эвильена произнесла с укором:
— Ниа, неужели забыла, какой сегодня день? А ведь как весело мы проводили его в детстве!
— Тебя оправдывает лишь то, — дополнила с ухмылкой Лелька, — что ты давно не отмечала День Пробуждения Природы.
— Очень давно, — сокрушенно выговорила я, а Каон неожиданно захлопал в ладоши:
— Весело! Весело! Праздник!
У него довольно сносно получилось выговорить эти слова, и я с похвалой потрепала его по макушке.
— Молодец! — на душе стало легче — забота оказала свое влияние, и перерожденный медленно, но восстанавливал силы, сумасшествие ему уже не грозило.
Весь день мы готовились к празднику, потому что основные события обычно проводились на закате. Около недели назад к нам прибыл обоз из Сторожевого замка, поэтому повод был двойной. Из меня вышла бы плохая кухарка, и волей-неволей я занималась детьми, пока остальные женщины, кроме Лельки, охраняющей нас, готовили еду. Заманчивый аромат тревожил обоняние, в желудке урчало. Я пыталась и сама отвлечься, и занять малышей с перерожденным. Он учился читать, буквы ему диктовала Мирель, а изучали дети одну-единственную книгу, которую я прихватила из замка — Свод Законов. Я не мешала, напевая задорную песенку вместе с Артом, улыбалась малышам Ганнверу и Виру эрт Сиарту. Они лучезарно улыбались мне в ответ. Вроде бы, расслабься, забудь ненадолго о тревогах, но не получается. Вот сидишь, наслаждаешься хорошей погодкой, но нет-нет, да жужжит над ухом назойливая муха.
