Вживаясь в персонаж, писатель должен видеть его поступки в истинном свете – как выражение его центрального «я». Поэтому, сохраняя за собой роль наблюдателя, писатель, как первый исполнитель, становится одновременно и действующим «я», импровизирующим в этих представлениях.
Центральное «я» может выступать в разных вариациях. Вот основные:
Расширенное «я»
Генри и Уильям Джеймсы раздвинули границы центрального «я», превратив его в расширенное. С их точки зрения, в самовосприятие человека входит все, что он считает своим, – компьютер оказывается продолжением его разума, айфон расширяет связь с внешним миром, машина становится продолжением ног, одежда – кожи. Точно так же, каждый по-своему, расширяют и продолжают человеческое «я» друзья и предки, образование и род занятий, предпочтения, касающиеся мест отдыха, пристрастия в музыке, фильмах, отражение в зеркале спортивного зала, наконец. Общее ощущение себя возникает из совокупности всего того, что человек называет своим.
В результате все эти вещи и явления он воспринимает как составляющие себя. Потерять работу, возлюбленную, внешнюю привлекательность – значит потерять часть своего «я». Если друг, близкий или член семьи совершит что-то недопустимое, человеку будет стыдно; если их кто-то обидит, он вспыхнет от ярости. Если они будут процветать, воспрянет и он, если они пострадают, несладко придется и ему. И хотя многие считают, что отождествлять себя с вещами – и даже с другими людьми – это признак слабости духа, людям обычно свойственно именно это
[45].
Оберегаемое «я»
Чтобы не обезуметь, центральное «я» вынуждено оберегать свои тайны. Как писал Мишель де Монтень: «Нужно приберечь для себя какой-нибудь уголок, который был бы целиком наш, всегда к нашим услугам, где мы располагали бы полной свободой, где было бы главное наше прибежище, где мы могли бы уединяться»
[46]. Именно там, в этом «уголке», все писатели, особенно прозаики, ищут голос, который был бы достаточно звучным, чтобы вести повествование от первого лица, – будь то роман или рассказ. Этому оберегаемому, здравому «я» присущ ряд постоянных свойств – воля, рациональная мысль и нравственная чувствительность.
Исчезнувшее «я»
Но когда персонаж переживает тяжелый стресс из-за таких напастей, как физическое увечье, неожиданный финансовый крах, наркотическая зависимость, психическое заболевание, старческая деменция, временное нездоровье и так далее, все эти удары судьбы задевают и его центральное «я», вызывая бурю эмоций, парализуя разум, порождая припадки, галлюцинации, амнезию, потерю сознания, раздвоение или перемену личности. Одним словом, персонаж утрачивает часть своих качеств. Его индивидуальность слабеет, он теряет опору, замыкается в себе, пока его основное «я» окончательно не исчезнет.
Вот примеры. В романе Кена Кизи «Пролетая над гнездом кукушки» повествование ведет пациент психиатрической лечебницы «Вождь» Бромден, мучимый шизофреническими галлюцинациями. В фильме «Запретная планета» (Forbidden Planet) ученый в ходе исследований выпускает чудовище из своего подсознания. В фильме «Помни» (Memento) главный герой борется с антероградной амнезией и потерей кратковременной памяти. В романе Уилла Селфа «Телефон» психиатр Закари Баснер справляется с подступающей болезнью Альцгеймера. Хосе Буэндиа из «Ста лет одиночества» Габриэля Гарсиа Маркеса, потеряв память, подписывает своим именем все вещи в доме – кресло, часы, дверь и так далее. В пьесе Эжена Ионеско «Король умирает» разум короля, охваченный ужасом приближающейся смерти, разбивается вдребезги, словно стекло автомобиля при лобовом столкновении.
Когда из-за потери личности у персонажа радикально меняется восприятие действительности, у писателя должно хватить таланта, чтобы взять эту непростую высоту. В этом случае магическое «если бы» превращается в вопрос: «Если бы я оказался на месте персонажа в этой катастрофической ситуации, что бы я сделал?» Чтобы воспринять мир с точки зрения искаженного центрального «я», нужно вообразить себе изменившуюся действительность и изобрести стратегии, позволяющие с ней справляться, как бы они вам ни претили.
Поскольку самовосприятие персонажа зависит от памяти, а память, как известно, избирательна и настроена на защиту, самообман и самооправдание, родство между центральным «я» и действующим «я» нередко оказывается зыбким и иллюзорным. Есть персонажи, у которых центральное «я» колеблется, постоянно переиначивая себя на всем протяжении нелегкого жизненного пути. Выражая эту «расщепленность», Джойс Кэрол Оутс в своем романе «Блондинка» дробит Мэрилин Монро на множество разных личностей.
2. Личные «я». Вариации близости
Взаимодействуя с другими людьми, мы подстраиваем свое поведение под характер наших с ними отношений. С матерью, например, мы общаемся не так, как с сестрой, с нынешним партнером не так, как с бывшим, а с лучшим другом не так, как с сослуживцем. Наше действующее «я» меняет тембр голоса, жесты, мимику, эмоциональную энергию в зависимости от давности знакомства с участником отношений, расстановки сил в них, текущего положения дел и многих других факторов. Подстройка может быть тонкой и незаметной, но она всегда будет.
Личные отношения отличаются степенью близости и бывают трех форматов – семейные, дружеские и любовные. В первых двух ощущение близости, принадлежности, верности, эмоциональной связи развивается в ходе совместных переживаний, иногда болезненных, иногда приятных, которые остаются между участниками отношений. В любовных к ним добавляются романтические ритуалы и сексуальный флер.
От того, что мы подстраиваемся и варьируем поведение, мы не становимся притворщиками. Здравый смысл говорит, что разные взаимоотношения требуют разных обличий. Собственно, чем больше у персонажа отношений, тем больше его ипостасей придется придумывать и исполнять писателю, который вживается в образы. По сравнению с центральным «я» личные «я» – это сменяемые поведенческие форматы, которые легко переключаются по мере перехода от сцены к сцене. Самое главное и, хочется надеяться, последовательное личное «я» персонажа – то, которым дорожат его любимые и близкие.
3. Социальные «я». Вариации власти
Социальные отношения формируются в первую очередь под влиянием власти, будь то финансовые рычаги, физическая сила или институциональная иерархия – начальник и подчиненный, полицейский и преступник, обслуживающий и обслуживаемый.
С раннего детства ваш главный герой – цепляясь за руку матери, которая таскает его по торговому центру, или пытаясь поладить с одноклассниками в первый учебный день – усваивает необходимость социальных масок, позволяющих избежать трений и при этом добиться желаемого. Все социальные «я» так или иначе неискренни, однако незаменимы, если нужно защитить центральное «я».
