3. Среда нашего собственного организма со всеми ее недугами. Нашему мозгу достался постоянно во что-то влипающий обладатель. Его организм вечно что-то беспокоит – от болезней до старения, неудачной формы носа. Эти конфликты отчасти случайны, отчасти предсказуемы, отчасти заурядны, отчасти возникают изнутри.
4. Наша темпоральная среда и ее недолговечность. Все, что нас окружает, существует во времени и когда-нибудь в нем и растворится.
Попробуем набросать характеристику персонажа исходя из его действий на одном только физическом уровне. Пусть это будет молодой экстремал, прыгающий на лыжах с высоченных трамплинов. Если он покупает модную экипировку, которая ему на самом деле не по карману, это потому, что ему нравится ловить завистливые взгляды на трамплинной базе. Если он приезжает на тренировку еще до рассвета, а потом до появления инструктора то и дело нетерпеливо поглядывает на часы, это потому, что он в постоянном цейтноте. Если он постоянно звонит матери, чтобы посоветоваться, это потому, что ему не хватает зрелости и самостоятельности. Сложите эти качества, и получите спортивного, гипернетерпеливого, зацикленного на себе инфантильного любителя острых ощущений.
На этом этапе с такой многосторонней характеристикой он годится только на роль второго плана. Чтобы дорастить его до сложного главного героя, нужно превратить его характеристики в грани. Как отмечалось выше, когда одна черта последовательно противоречит другой, напряжение между ними кристаллизуется в грань. Поэтому давайте возьмем каждое из этих свойств, добавим к нему противоположность и посмотрим, что получится.
Если за тщеславием будет скрываться неуверенность в себе, если своим рекордам он обязан допингу, если адреналин, ради которого он совершает свои смертельные кульбиты, маскирует тоску маминого сыночка по погибшему отцу и каждый его прыжок с трамплина – это мини-самоубийство, если его тревога унимается только в тот миг, когда он зависает в воздухе, – вот тогда он уже может претендовать на самостоятельную историю.
Социальные конфликты
Давайте теперь посмотрим на социальные структуры и борьбу персонажа на этом уровне существования.
Крупные институты со временем закостеневают, превращаясь в иерархические структуры такого масштаба, что те, кто в них состоит, практически перестают ощущать себя за что-то ответственными. Эти структуры превращают людей в роли и функции, распределенные по уровням пирамиды, у подножия которой власть отсутствует вовсе, на вершине ее в избытке, а посередине за нее борются, толкаясь локтями, карабкаясь вверх или срываясь на более низкие ступени. При всей стрессогенности эти системы не могли бы существовать, если бы принадлежащие к ним люди не принимали свои роли с такой готовностью. Так и есть – институты растят нас и воспитывают, обучают, поддерживают и формируют амплуа, которые мы выполняем.
Как показал Фредерик Уайзман в сорока с лишним документальных фильмах об институтах, те, кому удается подняться на вершину организации, обычно компетентны и предприимчивы, но совершенно очерствели сердцем. В итоге все институты, от правительств, корпораций и силовых структур до больниц, монастырей и семей, в какой-то степени низводят принадлежащих к ним людей до тех, кто уже мало похож на идеал человека. Большая ирония цивилизации заключается в том, что социальные структуры, избавляя нас от одной напасти (голодной смерти), подвергают другой (уязвляющее подчинение)
[84]. И альтернативы у человечества нет. Институты необходимы, чтобы двигаться вперед на внешнем уровне, но расплачиваться за этот прогресс приходится на уровне внутреннем.
Идеология, которая правит институтами, варьируется от «я сторож брату своему» до «каждый за себя». На индивидуалистском полюсе спектра обитает хищнический капитализм. Эта система спекулирует на нашем тщеславии и жажде богатства и власти. Социопатия цветет там пышным цветом. Если от населения в целом социопаты составляют всего 1 %, то на Уолл-стрит их будет 10 %
[85]. На противоположном же полюсе – «я сторож брату своему» – восседают тоталитарные власти и диктаторы, которые под прикрытием заботы полностью лишают своих граждан выбора. Там социопаты тоже чувствуют себя вольготно.
Между этими двумя крайностями располагаются меритократы – те, кто заслуженно стоит у штурвала, то есть трудолюбивые, умные, доблестные и так далее. Однако утвердившись на капитанском мостике, эти достойные люди втягивают за собой лестницу и превращают меритократию в олигархию. В Соединенных Штатах, например, богатые белые мужчины-протестанты написали Конституцию, затем создали промышленность и университеты, – но власть свою они строили на рабстве, законах Джима Кроу, антикатолицизме, антисемитизме, антииспанизме и антифеминизме
[86].
Лишая человека индивидуальности, институты побуждают его делать то, чего в нормальном состоянии он бы делать не стал. Будет нормальный человек провоцировать незнакомца на самоубийство? Нет. Но как показало исследование самоубийств, совершенных на глазах у публики, собравшиеся зеваки часто образуют толпу, то есть ненадолго превращаются в институт, который своим присутствием побуждает стоящего на карнизе человека прыгнуть. Из года в год во время религиозных церемоний и спортивных мероприятий люди гибнут в давке, топча друг друга в охваченной паникой неуправляемой толпе единомышленников
[87].
Чтобы как-то справляться с существованием институтов, персонаж с самого детства учится принимать разные социальные обличья, задающие направление его взаимодействия с окружающими. У каждого социального «я» имеется набор свойств, подходящих для взаимоотношений с различными институтами, с которыми сталкивается человек. С университетским преподавателем, своим раввином, сотрудником автоинспекции, начальником, соратниками по QAnon или армейским командиром он будет общаться совершенно по-разному.
Поэтому давайте выдадим персонажу полдюжины проявлений при исполнении ролей, которые ему придется играть в стрессовых и конфликтных ситуациях в рамках этих институтов: (1) робость при встрече с преподавателем, (2) смущение во время исповеди раввину, (3) заискивание перед сотрудником автоинспекции при обновлении водительских прав, (4) самоотверженность, когда он помогает начальнику разобраться с проблемой, (5) скептицизм при обсуждении теории заговоров в сети и (6) испуг, когда ему устраивает выволочку командир.
Из этих проявлений и черт складывается образ мягкого застенчивого человека, которого легко запугать и который нуждается в друзьях (он находит их в интернет-чате). Для роли второго плана где-то на периферии событий эта бесцветная характеристика, может, и сгодится, но как уже говорилось, чтобы занять центральное положение, необходимы противоречия, которые превратят качества в грани.
