Допустим, так: оправдания, которыми он пытается разжалобить преподавателя, в разговоре с однокурсниками превращаются в уже утомившую всех похвальбу; на исповеди он смущается, описывая сексуальные извращения, которые втайне практикует; повалявшись в ногах у инспектора, он забирает права и, дав по газам, мчится лихачить дальше; если для начальника он готов последнюю рубаху с себя снять, то сослуживцы у него снега зимой не допросятся; циничная вера в теорию заговора проистекает из наивного убеждения, будто власть имущие знают, что делают; и наконец, страх перед командиром прорывается звериной яростью на поле боя. Вот теперь мы вправе рассчитывать, что обладатель таких граней вытащит нашу историю на себе и доведет до ошеломляющей развязки.
Личные конфликты
В общественных отношениях ценятся последствия, в личных отношениях ценятся намерения. Когда облеченный общественной властью человек выбирает курс действий, всех интересуют результаты, а не искренность его намерений. В личных же отношениях искренность побуждений значит больше, чем результаты действия. Мы не простим инвестору финансовую ошибку, даже если он действовал с самыми благими намерениями, от любимого же человека мы стерпим обиду, надеясь, что он нанес нам ее не со зла.
Человеку плохо, когда он один, и хорошо, когда он окружен близкими. Разница между социальными и личными отношениями – в близости. Семьи, друзей, любимых связывают между собой общие мысли и чувства, которые обычно на публику не выносятся. Химия близости возвышает двух людей над их социальными ролями (допустим, они сослуживцы), переводя в другую плоскость – дружбы и взаимопонимания. Разумеется, в зависимости от характера участников этого союза близость может быть как наслаждением, так и мукой.
Двигаясь от детства к зрелости, центральное «я» вырабатывает свои, индивидуальные, особенности в ходе целого спектра переживаний – от одобряющей, яркой близости, полной любви, с одной стороны, до унижающей, холодной и крайне жестокой близости, с другой. Двое людей, как мы довольно часто наблюдаем, вполне могут долгое время существовать в личных отношениях – отец и сын, например, – без всякой близости, только меняя расстановку сил в паре. То же самое относится к деловым партнерам, которые никогда не станут приятелями, и чужим друг другу людям, которые никогда не станут парой.
На личном уровне бурлят самые глубокие чувства. Именно поэтому драмы, разыгрывающиеся вокруг личных катастроф, берут за душу больше, чем повести о социальных конфликтах: сравните «Макбета» и «Кориолана», «Отелло» и «Зимнюю сказку», «Короля Лира» и «Юлия Цезаря».
В отношениях с каждым близким другом, родственником, любимым человеком у персонажа вырабатывается та его версия, которую он один, без них не выработал бы. Если эти близкие отношения закончатся, он потеряет не только любимого, но и ту свою ипостась, которую этот любимый человек вдохновлял.
Чтобы расширить метод обогащения образа, который я использовал на физическом и социальном уровне, на этот раз добавим сложности трем персонажам, противопоставив той или иной внешней характеристике модель поведения в близких отношениях.
Великодушие/Эгоизм
Представьте себе официанта, работающего за чаевые, который на все праздники и дни рождения рассылает родным написанные от души поздравительные открытки; печет горы печенья, чтобы десятками раздавать приятелям-соседям, и то и дело лечит сердечные раны после очередной неудачной попытки найти свою единственную. Все знакомые видят в нем человеколюбивого идеалиста и просто ангела во плоти. И тут он выигрывает в лотерею.
Ангел отдал бы выигранные миллионы на благотворительность – наш персонаж не дает никому ни гроша. Он кладет весь выигрыш в банк, переезжает в теплые края и живет как падишах. Когда он пек печенье, рассылал открытки и перебирал девушек, он отчаянно жаждал любви. Внезапно разбогатев, наш бывший официант наконец получил то, чего всегда желал, – чтобы перед ним расстилались.
Забота/Саботаж
Вообразите себе мужа, который делает для жены все – ходит за покупками, готовит, складывает высушенное белье и записывает ее любимые сериалы. Терпеливо выслушивает жалобы и никогда не жалуется сам. Видя все это, жена не сомневается, что он ее любит, и поэтому она, конечно, отвечает ему взаимностью.
Однако на вечеринках после пары бокалов он рассказывает в присутствии жены забавные истории, выставляющие ее в неприглядном свете. И каждую свою шпильку он заканчивает ласковым «Да, дорогая?» Все присутствующие прекрасно понимают, что он считает свою жену дурой. Ей же остается только улыбаться и кивать. Он уязвляет ее, а в ответ заставляет демонстрировать любовь, приправляя бочку дегтя ложкой меда.
Вина/Прощение
Представьте себе карьериста-трудоголика, который вымещает свои неудачи на детях, не давая им свободно вздохнуть. А потом в один прекрасный день сообщает, что у него диагностировали риск инфаркта от стресса. Тем не менее он продолжает работать круглыми сутками, поэтому детям приходится прощать ему обиды и восхищаться его мужеством. Еще лучше, если он никому не скажет о риске инфаркта и в конце концов свалится с сердечным приступом на работе, – тогда детям придется восхищаться его стоицизмом и жертвенностью. И в том и в другом случае его страдания перечеркивают его жестокость, и дети прощают ему все, что пришлось от него вытерпеть
[88].
Чтобы придать характеру объем, при работе над персонажем вдохновиться можно любой пришедшей на ум парой из положительного и отрицательного эпитетов. Жесткий/мягкий, сладкий/кислый, спокойный/буйный – это просто навскидку.
Внутренние грани
[Разум] в себе
Обрел свое пространство и создать
В себе из Рая – Ад и Рай из Ада
Джон Мильтон. Потерянный рай
Все внешние грани – физические, социальные, личные – берут начало в разуме, который их породил. Поэтому сложные персонажи склонны утягивать повествование в свой внутренний мир, и их внутренние конфликты становятся важнее и увлекательнее, чем внешняя борьба. Так происходит даже в тех случаях, когда внутренние конфликты персонажа в конце концов находят выход в жестокости и насилии. Два примера – Раскольников в «Преступлении и наказании» Ф. М. Достоевского и Кэтрин (Флоренс Пью) в «Леди Макбет» по сценарию Элис Бирч.
Поскольку писатель встраивает сложного персонажа в ход событий, а события подгоняет под персонажа, все самые значимые поворотные моменты происходят в глубинных слоях. Автор вслушивается в слова персонажа, всматривается в его жесты, в то, что скрывает его взгляд, погружается в клокочущие бездны его психологии, пытаясь разгадать, как отражается происходящее снаружи на внутреннем мире.
