Анализ примера. Антоний и Клеопатра
Давайте рассмотрим, как пересекаются в сложном персонаже грани разных уровней, на примере великолепной шекспировской пары – Антония и Клеопатры.
Основная грань Антония – это противоборство его социального «я» (правитель Римской империи) и скрытого (страсть к египетской царице). Иными словами, конфликт сознательного основания и подсознательного побуждения. Политическое «я» триумвира пытается стяжать всю возможную славу, а внутреннее «я» готово пуститься во все тяжкие, следуя зову плоти.
Этот умный, четко излагающий свои мысли, прагматичный и честолюбивый военачальник отлично понимает политическую обстановку в Риме и знает, что ему надлежит делать. Но вместе с тем он сладострастный, неспособный устоять перед красотой, ослепленный любовью идиот. Его желаниями управляет влечение к Клеопатре. А между «должен» и «хочется», как мы уже говорили, пролегает самая глубокая пропасть в мире.
Еще сильнее натуру Антония обогащают многочисленные противоречия, проявляющиеся на самых разных уровнях. На мировой арене его голос – хриплый львиный рык полководца, действующего без оглядки. На ложе Клеопатры это нежное мурлыканье влюбленного поэта. Он командует легионами и сдается в плен женщине. Он взрослый человек, ведущий в бой целые армии, и мальчишка у ног своей возлюбленной. Он несокрушим в бою и полностью повержен в постели Клеопатры.
Заглянув в сердце Антония, мы, возможно, увидим, что для него война и любовь – это просто две разновидности страсти и наслаждения. Любящие воевать подтвердят: убивать – это страсть, а победа – это высочайший экстаз. В фильме «Паттон» (Patton), например, обводя взглядом выжженное поле боя, усеянное мертвыми и истекающими кровью телами бойцов, генерал Джордж Паттон шепчет: «Помилуй меня боже, но как же я это обожаю». То же самое он мог бы прошептать ночью в порыве страсти.
Клеопатра – один из самых сложных шекспировских образов. Она – купающаяся в роскоши повелительница и невинная чаровница. Она отважно смотрит в лицо своим врагам, но впадает в панику на поле боя. Она постоянно играет, но игра ее полна такого искреннего чувства, что ни у кого не возникает и тени сомнения, что это не так.
Мужчины пленяются ею настолько, что качества, которые у другой расценивались бы как недостатки и пороки, в ней представляются как добродетели и достоинства. Ее злобный гнев видится царственной повелительностью, истеричные рыдания – слезами горечи, неумелое паясничество – обворожительным юмором, чрезмерные возлияния – монаршими пирами, докучливость – заботой об Антонии, мольбы и торг – скромностью и благоразумием, пошлые шутки – остроумием, похоть – харизмой, непомерное эго и тщеславие – патриотизмом и любовью к своему народу.
В чем гениальность Клеопатры? Когда подсознание выталкивает на поверхность такие силы, как гнев, алчность и похоть, ее проницательный разум успевает перехватить их до того, как они явят себя миру, и преобразует их в чарующую убедительную игру. И тогда ее любовник, ее враги, ее подчиненные видят не темноту, а ослепительный блеск. В результате ее центральная грань оказывается точным отражением грани Антония – проницательность, воля, расчетливое честолюбие с одной стороны и глупость, слабоволие, неумение совладать со страстью – с другой.
Одни называют трагедией невозможность получить желаемое. Другие говорят, что подлинная трагедия – получить то, чего желал, и расплатиться за это по полной.
Более глубокий конфликт персонажей
Мы часто воспринимаем персонажей как сосуды с неким содержимым. Мы описываем их свойства с помощью пространственных характеристик – объемные, выпуклые, плоские. Мы называем откровенных – прямолинейными, прагматиков – приземленными, увлекающихся – разносторонними, щедрых – людьми широкой души, подлых – низкими, никчемных – пустыми. Но, пожалуй, самая распространенная отсылка к образу сосуда – объем или глубина персонажа.
Эти эпитеты вполне годятся как условные обозначения в разговоре, но, чтобы сочинить интригующую многогранную роль, глубину души персонажа придется измерить поточнее. По какому критерию кто-то кажется «полным» или «пустым»? Как писателю раскрыть глубину характера?
У людей имеется врожденный эхолот, который включается при каждой встрече с себе подобными. Включается инстинктивно, сознательных действий для этого не требуется, инстинкт просто знает, когда это необходимо. Подсознательный гидролокатор моментально считывает мимические движения, улавливает дрогнувший голос, напряжение в жестах, а потом проникает сквозь «зеркало души» и прощупывает внутренние энергии человеческого сосуда. У этого исследования глубин имеется название – первое впечатление.
Инстинкт первого впечатления выработался у нас для ответа на вопрос: «Можно ли этому человеку доверять?» От ответа зависело (и зависит) выживание. Персонажи, длительное время вызывающие у зрителя и читателя инстинктивное доверие и восхищение, как правило, обладают внутренними гранями, уходящими в толщу частного и скрытого «я». Это ощущение глубины и вызывает в нас эмпатию и доверие.
Ниже я перечислю десять свойств, ассоциируемых с глубиной натуры, подкрепляя их примерами со сцены, экрана и книжных страниц. Если ваши писательские замыслы требуют сложных и глубоких персонажей, этот список поможет раскочегарить воображение.
1. Ироничное самоосознание
Персонаж всегда начеку, с ходу ловит себя на самообмане и редко поддается на уловки собственного разума. Пример: Клэр Андервуд (Робин Райт) в сериале Бо Уиллимона «Карточный домик» (House of Cards).
2. Умение видеть других насквозь
Персонаж всегда распознает чужую игру и не позволяет происходящему в обществе себя обмануть. Пример: мадам Мерль из «Женского портрета» Генри Джеймса.
3. Интеллект
Персонаж умеет думать. Он черпает знания из всех областей и обладает логикой, позволяющей эти знания применить. Пример: мисс Марпл, героиня двенадцати романов и двадцати рассказов Агаты Кристи.
4. История страданий
Как писал Эсхил в «Орестее»,
Через муки, через боль
Зевс ведет людей к уму,
К разумению ведет.
Неотступно память о страданье
По ночам, во сне, щемит сердца,
Поневоле мудрости уча
[93] .
Персонаж жаждет счастья, но глубину он обретает благодаря страданиям. Счастливый разум думает о благах, которые он получает от жизни, страдающий разум глубже уходит в себя. Страдания заставляют персонажа погрузиться в толщу того, что находится под слоем обыденности, и обнаружить, что он не тот, за кого себя принимал. Потеря любимого человека пробивает брешь в центральном «я», открывая более глубокие уровни, а потом пробивает и их, обнажая еще более глубокие
[94].
