Опасность эмпатии
Хотя люди генетически предрасположены к эмпатии, интенсивность и глубина чувств, которые они испытывают к персонажам, сильно варьируются от истории к истории, от читателя к читателю, от аудитории к аудитории. Тех, кому интересны в первую очередь они сами, внутреннее состояние персонажей волнует меньше, а те, кого отличает высокий уровень эмпатии, более чувствительны
[121]. Зайдя слишком далеко, чрезмерно эмпатичная натура может попасть в сети нарцисса, который будет нещадно ее эксплуатировать. Побуждая нас тянуться к тем, кто «с нами одной крови», эмпатия в то же время сеет предубеждение и осуждение. Она склоняет нас к тому, чтобы отдавать предпочтение красивым перед некрасивыми, кумовству перед заслугами, оказавшимся на виду жертвам громкой катастрофы перед долго и незаметно страдающими от болезни или голода. Она не способствует молчаливому наблюдению, вслушиванию и рассуждению
[122]. С другой стороны, одно лишь голое сочувствие, без эмпатии, углубляющей вовлеченность, скатывается в сентиментальность.
Чувства в противовес сантиментам
Как уже отмечалось, чувства – это взвешенный здравый эмоциональный отклик, соразмерный событию, эти чувства вызвавшему. Сантименты – это неуравновешенный, неоправданный, преувеличенный несдержанный порыв, несопоставимый с событиями, которые их вызвали: например, вымученная улыбка сквозь едва сдерживаемые слезы при виде сплошных четверок за четверть у ребенка.
В развязке «Игры престолов» (5-я серия 8-го сезона, «Колокола») Джейме Ланнистер пробивает себе мечом дорогу к запертой перепуганной Серсее. И когда вокруг них рушатся стены Красного замка, он заключает ее в объятия и, прижав к себе, говорит: «Посмотри на меня. Посмотри. Все остальное неважно. Только мы». Он жертвует собой, чтобы ей не пришлось умирать в одиночестве. Этот поступок, соразмерный его любви, вызывает искренние чувства.
В черно-белом фильме «Список Шиндлера», действие которого разворачивается во время холокоста, в жуткой сцене ликвидации краковского гетто по улицам шагает девочка в ярко-красном пальто. Потом ее завернутый в приметное красное пальтишко труп видит Оскар Шиндлер – и именно это зрелище превращает его из эгоистичного и черствого материалиста в благородного самоотверженного героя. Это притягивание за уши, прием такой же дешевый, как заставить злодея погладить котенка, показывая, что даже такому негодяю не чужда жалость к маленькому комочку. Как отмечал Карл Юнг, жестокость приманивает своих жертв на сироп сентиментальности.
Читательская/зрительская интерпретация
История требует от читателей/зрителей истолковывать не только события, разворачивающиеся у них на глазах, но и то, что остается за кадром, за текстом, между строк. Публике приходится мысленно вычислять, что произошло между предшествующей сценой и текущей, если события развиваются именно так, и спрогнозировать будущее, к которому приведут нынешние обстоятельства. Без этой способности к интерпретации никакой вовлеченности не возникнет.
То же самое относится к подтексту. Чтобы выяснить истинные мотивы персонажа, читатель и зритель должны смотреть сквозь слова и поступки, решения и действия, выискивая скрытые причины и смыслы.
Интерпретация, однако, зависит от понимания желаний и ценностей. Чтобы с полной отдачей реагировать на происходящее и ясно представлять себе его смысл, читатель/зритель должен угадывать непосредственное желание персонажа в каждой сцене и анализировать, работают ли эти желания на осуществление его конечной цели в развязке. Но, чтобы понимать, чего хочет персонаж, читателю/зрителю необходимо осознавать, какие ценности фигурируют в каждой сцене и какая ценность является центральной для всей истории.
Ошибочное понимание ценностей истории ведет к ошибочному пониманию желаний персонажа, что в свою очередь чревато ошибочной интерпретацией. Если читатель или зритель не может разобраться, что в жизни персонажа поставлено на кон, и не может отличить положительное от отрицательного, он рискует превратно понять, чего персонаж хочет или почему он этого хочет. Его замешательство приведет к ошибочному прочтению и исказит смысл, который вы вкладывали в свое произведение.
Анализ примера. «Сердце тьмы»
Повесть Джозефа Конрада «Сердце тьмы», действие которой происходит в Африке 1890-х годов, – это история капитана Чарльза Марлоу, идущего на своем речном судне вверх по Конго по заданию бельгийской торговой компании, отправившей его забрать груз слоновой кости и своего агента, мистера Куртца, который, как они опасаются, начал своевольничать.
Во время путешествия Марлоу расспрашивает знающих Куртца людей, но сведения получает противоречивые. Одни боятся Куртца, не доверяют ему и намекают, что он настоящий злодей. Другие утверждают, что он рупор цивилизации, яркий и самобытный художник и музыкант. Наверняка можно сказать только одно: Куртц умеет организовывать охоту на слонов и бивни у него складируются тоннами.
В рамках одной из возможных интерпретаций Марлоу будет психологическим детективом, увлекшимся загадочной личностью Куртца. Тогда центральной ценностью истории окажется проницательность/невежество, а предметом желания капитана Марлоу – выяснить, кто же такой Куртц на самом деле.
В другом прочтении Марлоу будет человеком, оказавшимся на нравственном перепутье. Его соплеменники-европейцы считают, что колонизаторы несут Черному континенту свет цивилизации, но Марлоу подозревает, что это просто удобный самообман, оправдывающий их алчность. Он надеется, что Куртц, тоже это осознав, восстал против своих нанимателей, предпочтя добродетель первозданного благородства извращенной добродетели цивилизации. В этом случае центральной ценностью истории оказывается чистота/испорченность, а предметом желания Марлоу – доказать, что человеческая натура в ее первозданном состоянии заведомо проникнута добром.
Но добравшись наконец до Куртца, Марлоу выясняет, что цивилизованный когда-то джентльмен превратился в злобного тирана, которому поклоняются как божеству запуганные, доведенные до состояния скотства туземцы. Открывшись навстречу первобытности, Куртц высвободил не благородство, а варварскую дикость.
Разные ценности несут разный смысл: в первой интерпретации Марлоу, обнаружив радикально изменившегося Куртца, приходит к выводу, что, коль скоро центральное «я» развивается, истинную личность другого человека постичь невозможно. Во второй интерпретации Марлоу получает более глубокое и универсальное представление о врожденной дикости человеческой натуры.
Ключевая мысль: уловив главную тему истории, ее центральную ценность, читатель/зритель отталкивается от нее в своей дальнейшей интерпретации персонажа.
Восприятие читателя/зрителя
Помимо эмоций, которые читатели и зрители испытывают, и смыслов, которые они интерпретируют, существует восприятие ими персонажа на разных уровнях (текстовом и подтекстовом), на разных этапах последовательности событий (свобода воли в противовес руке судьбы) и под разным углом осведомленности (загадка против напряженного ожидания и против драматической иронии). В процессе творческой работы автору следует подходить к персонажу с каждой из этих трех позиций.
