— Садитесь оба, — кивнул Олав.
Мы сели. Люди Вали встали у нас за спиной.
— Завтра ты станешь конунгом Истлага, ты готов отдать мне Эйсир? — прищурился Олав.
Вали лизнул губы и покрутил головой.
— Бальдр не колется, — махнул он рукой в мою сторону. — Я привёз его тебе, чтобы ты сам узнал у него, где меч.
Олав перевёл на меня взгляд и нахмурился от моего потрёпанного вида. Борода у меня была обильно в крови, на теле — разодранная рубашка, тоже вся в крови. На пальцах недоставало двух ногтей, и вместо них налились чёрные мясистые мешочки.
— Если уж ты не смог разговорить его, то и я не смогу, — проговорил стальным голосом конунг. — Но всё же я спрошу тебя, Бальдр, где твой меч? Ответишь мне?
— Отвечу, — сказал я. — Но я хочу, чтобы ты приказал Вали отпустить меня. Я ведь ярл, и брат не имеет права удерживать меня.
Олав погладил седую бороду и вытянул губы.
— Верно, — кивнул он. — Я отпущу тебя, слово конунга. Говори.
Вали заёрзал в кресле, бросая испепеляющие взгляды с Олава на меня и обратно.
— Я расплавил меч перед смертью, — произнёс я громко. — Я сделал из него украшения и раздарил близким. Одно из них подарил матери, и она увезла его с Истлага. Меч не вернуть назад.
Лицо Олава, несмотря на черноту рун, побледнело. Вали стукнул кубком по столу.
— Не мог сказать мне раньше?! — выругался он, поглядев на меня, как обозлённый пёс.
Я не взглянул на него и не ответил, я глядел на Олава.
— Вали, развяжи Бальдра, — приказал он.
Брат, сердито пыхтя, кивнул Руалу, и снял ремень с моих запястий.
— Благодарю, Олав, — сказал я, потянувшись к кубку.
Жадно опустошив кубок, я глубоко вздохнул, и потянулся за лепёшкой и мясом. Жевать было ужасно больно, челюсть, лишённая зуба, выла, но я очень сильно хотел жрать.
Олав и Вали глядели на меня с удивлением.
— Что ж ты не покормил своего пленника, ярл Вали, тем более брата? — усмехнулся конунг. — Он так сметёт все мои запасы!
— Ладно, к делу, Олав! — буркнул Вали. — Меча нет, но мы ведь пойдём завтра на Хёрда?
Олав тяжело вздохнул и откинулся на спинку кресла.
— Ты не дашь мне обещанного, значит, и я не обязан исполнять обещанное тебе, — сказал конунг.
Я облегчённо вздохнул, проглотил кусок и запил скиром.
— Олав, я благодарен тебе за справедливость, — сказал я. — И за стол, — я поднял кубок, усмехнувшись окровавленными губами.
— И я благодарен тебе за честность, Бальдр.
— Олав, Истлаг обречён… — глухо произнёс я. — Я хотел бы попросить у тебя пристанище для наших людей. Скоро зима, мы не выстоим против тёмных тварей. Море чудовищам не перейти, людям нужно уплывать прочь, в южные земли, чтобы найти новый дом. Я прошу тебя дать нам приют. И попрошу об этом конунга Харальда.
— Без победы над Хассером вы обречены — это верно, Бальдр, — поразмыслив проговорил Олав. — Но я не могу дать приют вашему народу — земля не безгранична, мы сами живём небогато и не можем кормить вас всех! Я не дам приюта.
— Что ж, твоё право, — стиснул зубы я.
Я особо не надеялся на благодушие конунга, но попытаться должен был, ведь я хотел мира, я хотел жизни для себя и своей семьи, для своего народа.
— И вы действительно обречены, — протянул Олав. — Потому я немного помогу вам…
Я с надеждой поглядел на конунга и заметил, как Вали тоже глядит на него с надеждой.
— Зря что ли я приплыл? — усмехнулся Олав, отпив из кубка. — Завтра мы войдём в Тронхейм, поубиваем вас, чтобы вы не мучились, разграбим, заберём добро — чтобы не пропадало. — Как тебе такой план, Бальдр?
Меня затрясло от злости, но я сдержался. Разговор был исключительно деловым, лютовать и бить морды было неуместно.
— Молчишь? — проговорил Олав. — Молчи…
— Конунг Олав! — воскликнул Вали. — Я всегда был верен тебе и буду верен и дальше, я пойду с тобой на Тронхейм!
— Пойдешь, Вали, пойдёшь, успокойся.
Я отложил лепёшку — в меня больше ничего не лезло.
— Если ты поел, то волен уйти, ярл Бальдр. Держать тебя я не буду, — сказал Олав. — Хочешь, возвращайся в Тронхейм, тогда завтра ты погибнешь. Хочешь — беги, куда глаза глядят. Но, если хочешь, то можешь остаться и служить мне. Я вижу, тебе можно верить. Ты будешь богат, я дам тебе землю, заведёшь семью. Что скажешь?
Предложение Олава прозвучало заманчиво, я даже размечтался. Моя земля, мой дом. Жена, дети… Вот только жена моя в Тронхейме и сын тоже. И все друзья. И Йорунн, неизвестно, жива ли она ещё… Я помотал головой, поднимаясь из-за стола.
— Благодарен за предложение, — я пожал руку конунгу двумя руками. — Но я вернусь в Тронхейм.
— Жаль. Правда жаль, Бальдр, — медленно качнул головой Олав. — Дайте лодку Бальдру и гребцов, — кивнул конунг своим людям.
Уходя из-под полога я видел, как неистово горели глаза моего брата. Я развернулся и подошёл к нему, нагло сунул руку ему за ремень и забрал из поясного мешка амулет Маргрет.
— Это принадлежит мне! — проговорил я.
Олав поднял руку, остановив воинов, которые уже чуть было не кинулись на меня. Я ушёл.
Море волновалось, и волновалось моё сердце. Ветер бил в лицо, лодка раскачивалась во мраке, то и дело норовя перевернуться. Но опытные гребцы конунга Олава сражались с волнами и приближали меня к Тронхейму. Я держал в руках лампу, она освещала мой путь в ночи и согревала меня.
Гавань окружали скалы, а над ними поднималась выложенная из булыжников стена — тёмных тварей тут не было. Мы прошли мимо стоявших на страже ладей Хёрда — они прижимались плотно друг к другу, двадцать или тридцать драккаров. Я помахал караульным, которые с грозным видом уставились на нас с бортов. Узнав меня, они кивнули в ответ и не стали мешать.
На причале заволновались, увидев наше приближение. Собралась толпа воинов, но видя, что нас всего трое и мы не угрожаем оружием, нас приняли мирно. Я выбрался из лодки и махнул гребцам:
— Счастливого пути.
Они лишь оскалились в ответ и принялись работать вёслами в обратную сторону, отдаляясь от берега.
— Отпустите их, не трогайте! — приказал я хирдманам Хёрда, окружившим меня на причале.
Сквозь толпу пробился худой высокий парень и бросился ко мне на шею со светящимися от радости глазами.
— Бальдр! Я так ждал, когда ты вернёшься!
— Рагги? Ты ли это? — Я отстранил юношу и рассмотрел его.
Это был сын старого хирдмана Рёйрика из Хедвига, мальчик, которого я назвал своим первым хирдманом.
