Я почувствовал исходящее от металла тепло руки своего брата.
— Я сделаю это, — тяжело вздохнул я.
Лейф глядел на нас полным внимания взглядом, и было видно, что он старается вникнуть в разговор и разобраться. Хороший мальчик, из него получится хороший вождь. Если, конечно, мы сумеем отстоять наши земли.
— Завтра я пойду на драккар, — проговорил Хёрд. — На море будет самая страшная битва, я должен быть там. Тех, кто прорвётся мимо наших ладей, на берегу будут встречать хирдманы — последний оплот. Около сотни воинов останутся на берегу. На море — тридцать драккаров. Лейфа и Маргрет я попросил увезти на рассвете… В Хедвиг, если ты не против, Бальдр. Он у тебя неплохо укреплён, как мне рассказали.
— Нет, отец! — вознегодовал Лейф. — Нет, я хочу остаться в Тронхейме, я буду сражаться!
— Лейф, кто-то должен остаться, если отцы погибнут, — строго сказал я. — Мы всегда оставляли детей в безопасном месте и потому наш род до сих пор жив. Послушай, что отец говорит. Уедешь. Защити мать.
Лейф недовольно блеснул глазами и сложил руки на груди.
— Хорошо, — прорычал он.
— Почему ты так сказал, Бальдр? — низким голосом произнёс Хёрд.
— Как?
— Про отцов.
— У меня нет детей, — ответил я. — Лейф единственный потомок нашего рода, и я отношусь к нему, как к собственному сыну…
— Хорошо, — кивнул Хёрд. — Он тоже привязался к тебе после всех этих приключений, и я даже ревную, ведь я не могу быть примером для мальчика, я не воин, а слепец.
— Отец, не говори так! — проворчал Лейф.
Хёрд похлопал парня по плечу, не ответив на его возглас. У меня в груди прокатилась волна теплоты, обращённая к брату. Он всегда был ко мне добр, всегда защищал, и даже теперь, когда мы оба знали правду о Лейфе, но он не укорял меня и не жалел себя…
— Хёрд, позволь мне завтра пойти с тобой, — произнёс я.
— На мой драккар?
— Да. Ты слепой, а я раненый, — усмехнулся я. — Может сойдём за одного полноценного воина.
— Хорошо, Бальдр, — улыбнулся брат. — Всегда хотел пойти в битву вместе с братом, а не против него… Ладно, Лейф, идём, пусть Бальдр отдохнёт.
Хёрд принялся подниматься, протянув руку сыну. В проходе он остановился и обернулся ко мне.
— Если я погибну завтра — всё твоё по наследству: трон, жена, земли. Если победим, то дам Маргрет развод и свободу воли сразу же на победном пиру.
— Хёрд… — протянул я, напрягшись всем телом. — Я не знаю, что сказать…
— Я не просил тебя ничего говорить. До завтра.
Хёрд ушёл. Кетиль наполнил мне кубок.
— Нет, — отмахнулся я.
— Ты любимчик конунга, — хмуро проговорил Годи. — Другого он давно бы казнил, если бы он сотворил хоть что-то подобное тому, что сотворил ты… Сейчас он прямо сказал тебе, что ты наследуешь ему, а не его малой сын.
— Слышал, Годи, — тяжело вздохнул я.
Служанки закончили с моим животом и принялись плотно перетягивать мои лишённые ногтей пальцы тонкими льняными полосками, и делали это так, будто не впервой сталкивались с вырезанными ногтями. Я попробовал сжать в кулак руку и понял, что повязки унимают боль, я смогу завтра держать меч.
— Меч, Годи! Найди мне оружие, но не заставляй меня за него сражаться.
— Найду, Бальдр, хах, ты уже насражался на десяток мечей вперёд!
Соратники разошлись, Сольвейг подхватила бадью, тряпки и скользнула за занавесь. Орнелла поднялась от постели и многозначительно посмотрела мне в глаза.
— Если хочешь, я останусь, — проговорила она тоненьким голосом. Глаза её блестели, щеки покрывал румянец, губы маняще приоткрылись в улыбке. — Пригляжу за тобой ночью…
Её предложение звучало соблазнительно. Я знал, что мне предстоит долго мучиться перед тем, как я смогу вздремнуть: у меня болели все мышцы, челюсть, руки, ноги, рёбра и живот. Лишь в руках женщины я смог бы ненадолго забыться. Ну, где же Маргрет? Хоть бы заглянула, узнала, как у меня дела! Я очень злился — к боли в теле прибавилась и боль в душе. Как бы я хотел сегодня побыть с ней, хотя бы просто повидаться…
— Иди, Орнелла, — проговорил я, скрепя сердце.
Девушка перестала улыбаться, надула губы.
— Уходи, я сказал!
Она выпорхнула из комнаты, и я закрыл глаза.
Промучился всю ночь, каждый вдох теребил раны. Но ничего, болит, значит, я живой. Значит, зарастёт. Вместе с болью долбила тревога. И чего я так завёлся? Я переживал, что могу погибнуть, и так и не увидеть Маргрет… Спустя около четырёх часов ко мне вошёл Годи в боевом облачении и перевязью с ножнами.
— Вставай, Бальдр, — проговорил он.
— Что, уже началось?
— Ещё нет, но Хёрд уже ждёт тебя на пристани.
— Что ж раньше не позвали? — прокряхтел я, поднимаясь. — Я всё равно не спал.
— Конунг приказал отдыхать, — пожал плечами воин.
В комнату вошла Сольвейг и подала мне тёплый отвар, пахнущий можжевельником и берёзовыми почками. Сольвейг была на этот раз одна, Орнелла после моего отказа не пришла. Я отпил из кружки и почувствовал, как бодрость наполняет тело. Старый напиток богов, как его называют. Я пробовал такое пойло однажды в детстве, когда ещё был жив отец. Лишь гальдрун знали, как его готовить. Неужели Йорунн поднялась?
— Кто сделал этот отвар? — пристально поглядел я на Сольвейг.
— Конунг Хёрд приказал старухе Йорунн приготовить на запас, когда она ещё не слегла…
— Йорунн… — благодарно прошептал я одними губами. — Как она, не знаешь?
— Со вчера сознание к ней не возвращалось, ярл Бальдр… Но мы заботимся о ней.
— Не оставляйте её, Сольвейг. Она моя близкая подруга.
— Мы знаем, ярл Бальдр, — кивнула девушка.
Отвар благостно подействовал на меня. В ноги и руки ударила волна жара, боль совершенно унялась. Я даже потеребил языком десну, где был вырванный зуб — ничего не почувствовал. Почесал живот — и тоже хоть бы что. Отлично.
В комнату вломился Кетиль с кольчугой и щитом для меня. Я оделся. Проверил удобно ли разместил ножны с кинжалом справа и слева — с мечом, затянул ремень, надел шлем и двинулся к выходу.
В большом зале толпились воины, собиравшиеся в битву. Женщин не было — все попрятались. Я увидел Лейфа, он стоял с тревожным видом, оперевшись подбородком на спинку трона отца. Лицо его было бледно, под глазами синяки — не спал, видать, как и я.
Я подхватил со стола кружку с отваром богов и подошёл к нему.
— Глотни, малыш.
— Я не малыш! — фыркнул он. — Отец запретил мне пить вовсе после путешествия с тобой, дядя… — проворчал парень, отодвинувшись от моей руки.
