Всю долгую зиму школьники боролись с кляксами, стальными перьями, кожаными перочистками, осваивали буквы и цифры, ненавидели чистописание. К концу третьей четверти клякс стало меньше, а буквы и цифры приобрели уверенные очертания каллиграфических знаков.
И вот уже свежий весенний воздух наполнил легкие и вытеснил из школьных коридоров густой запах подгоревшего молока и пережаренных сырников. Снова можно было надеть туфли, но они почему-то стали жать пальцы, летние курточки оказались тесноваты, а просторный школьный двор словно сжался, как материя после стирки.
Девочки опять запрыгали на резиночке и стали играть в классики. Кляпнева взяла мел, отвела Иру Богуш в сторону и аккуратно начертила на школьной стене тайный знак, о существовании которого Ира уже и не помнила. Галины рыжие веснушки, ожившие под весенним солнцем, выползли на щеки и нос и хвастались ярким коричневым загаром.
– Так что же это означает? – спохватилась Ира. – Ты же обещала сказать!
– Я помню, – важно ответила Галя.
Она заговорчески посмотрела по сторонам, пригнула голову и, понизив голос, сказала:
– Здесь зашифровано страшное слово. Смотри. Вот буква «ха», – Кляпнева не спеша обвела ее мелом. – Вот вторая буква «у», – её рука обозначила «у», – Галя остановилась, сделала паузу и медленно добавила: – Получается… ну…
– Хурма! – радостно воскликнула Ира и спросила: – А почему оно страшное?
Скакалка
По внешнему виду и манерам бабушка Иры Богуш сразу определила, что Галя Кляпнева – не лучшая подруга для её внучки. Жила Кляпнева вдвоем с матерью в комнате общей квартиры на первом этаже. Ее мать, грудастая полнокровная женщина с выкрашенными хной ярко-рыжими волосами, работала продавщицей кондитерского отдела в гастрономе через дорогу. Дома ее никогда не было, и Галя большей частью была предоставлена сама себе. Это делало ее самостоятельной и, как ей казалось, почти взрослой. Она умела переходить дорогу, могла сама разогреть еду на плите и, если надо, сходить на базар за картошкой.
Иногда Галя вместе с Ирой заходили к Галиной маме на работу, в гастроном. Мать, улыбаясь, выходила из-за прилавка, и поблескивая золотым зубом, говорила:
– Ну шо, дивчатка, двоёк сёгодни не нахваталы? Ну, идить сюды, конхфет дам.
Галя подставляла ладошки, и мама насыпала ей цветных леденцов.
– С подружкой поделись, доцю, – и строго добавляла: – А когда погуляешь, сразу домой – уроки робыть. Ну, бежи.
Она широкой рукой ерошила неровно подстриженные волосы своего чада и слегка подталкивала Галю к выходу.
Галя делилась леденцами с Ирой. Они запихивали сладости в рот и, глядя на огромные растянутые щеки друг друга, заливались смехом, хватались за животы и давились конфетами. Потом Ира выплевывала лишние леденцы, оставляя лишь один, и вытирала рот носовым платком. А Гале было жалко выплюнуть кислосладкие стеклышки и она, испытывая полнейшее неудобство, продолжала их сосать.
В этот день, наконец, справившись с леденцами, Галя сказала:
– А пошли ко мне во двор погуляем.
– Пошли, – согласилась Ира.
Они зашли в арку Галиного дома и оказались в большом дворе, в глубине которого находилась детская площадка. На площадке две девочки примерно такого же возраста по очереди прыгали на скакалке. Галя с Ирой сели на скамейку и стали за ними наблюдать.
– А можно, мы тоже с вами попрыгаем? – произнесла Галя и посмотрела на девочек просящими глазами.
Прыгающая девочка остановилась и сказала:
– Еще чего! Это моя скакалка. Мне мама сказала никому ее не давать.
– Так мы же ее не заберем. Просто попрыгаем и все, – продолжала просить Галя.
Вторая девочка активно-наступательно поддержала подружку:
– Тебе же уже сказали, что нельзя. Ты что, не понимаешь?
– Подумаешь, – сказала Галя, отвернулась и добавила: – А вот захочу и куплю себе сейчас скакалку получше вашей! Вот! – И она высунула язык и показала его девочкам.
– Фу, какая! – сказала первая девочка. – Пойдем отсюда, – она свернула скакалку, и девочки ушли.
– Слушай, – произнесла Галя, – а давай, действительно, скакалку купим.
– А у меня только десять копеек, – сказала Ира, вынимая из кармана маленькую серебристую монетку.
– А у меня… – Галя порылась в карманах и вытащила пятак и одну копейку. – Шесть копеек… Этого мало.
– Откуда ты знаешь?
– Ну, я так думаю.
– Что же делать? – расстроилась Ира, но тут же с умным видом приставила указательный пальчик ко лбу и предложила: – А давай зайдем в магазин к твоей маме и у нее попросим.
– Ты что! Мама не даст.
– А моя мама, может, и дала бы, но ее нет дома.
– Тогда, – сказала Галя, – пойдем в универмаг и посмотрим, сколько стоит скакалка. И если у нас не будет хватать денег, то попросим продавца, чтобы она нам продала скакалку за шестнадцать копеек. Скажем, что у нас больше нет.
– Точно, – обрадовалась Ира.
Девочки вышли из двора и направились в сторону Крещатика в Центральный универмаг. Они уверенно прошли через Бессарабку, дальше вышли на главную улицу города и оказались прямо напротив универмага.
– Иди сюда, – сказала Кляпнева и крепко взяла Иру за руку.
Миновав последнее препятствие в виде проезжей части, подружки зашли в Центральный универмаг. Отдел галантереи, где продавались скакалки, располагался на втором этаже.
Ира Богуш немного испугалась. Она никогда еще не была в универмаге без родителей. Она крепко вцепилась в Галину руку, боясь потеряться.
Продавщица галантерейного отдела посмотрела на девочек и спросила:
– Вам что?
– Нам скакалку.
– Платите в кассу тридцать две копейки, – быстро сказала она и отвернулась к следующему покупателю.
– Тетенька, а за шестнадцать копеек нельзя купить? – спросила Галя. – У нас больше нет.
– Нет, за шестнадцать нельзя, – улыбнулась продавец. – Скакалка стоит тридцать две копейки.
Галя с Ирой отошли в сторону.
– Послушай, я знаю, что мы сейчас сделаем, – глаза у Гали загорелись. – Мы пойдем и попросим денег у прохожих. Моя мама всегда говорит: «Мир не без добрых людей».
Девочки вышли на улицу и расположились возле входа в универмаг. Галя вытянула руку вперед ладошкой кверху и сделала грустные глаза. И тут же проходящий мимо мужчина положил ей в руку пять копеек. Еще какая-то женщина с маленьким мальчиком вытащила мелочь из кармана и, дав мальчику монетку, сказала:
– Пойди, Павлик, дай бедной девочке десять копеек.
Всего за несколько минут у Гали в ладошке насобиралось тридцать пять копеек.
