— Если что, ты всегда можешь остановиться у меня, — Ник смотрел мне прямо в лицо, будто прожигая насквозь своим темным взглядом, — так долго, как тебе это будет нужно.
— Ага, и тогда Саша точно решит, что мы любовники, — невесело усмехнулась я.
— А тебе не все равно, что он подумает? Ты же сказала, что хочешь развестись.
— Я не знаю, Ник! Прекрати задавать мне эти вопросы! Я не готова сейчас об этом думать!
— А про что мне надо говорить? Про погоду? — он как будто начал заводиться. — Давай! Какой красивый сегодня снег, правда?
На улице действительно шел снег, совершенно неожиданный для середины октября. От мокрых крупных хлопьев, летевших в лицо и за шиворот, было зябко. Но меня хотя бы грел Ленкин зимний пуховик, а этот идиот стоял тут в одной тонкой куртке нараспашку — без шарфа и без шапки.
— Езжай домой, Ник, ты замерз.
— Мне нормально, — упрямо мотнул он головой. На его черных взъерошенных волосах сверкали белые снежинки — как крохотные звездочки на ночном небе.
Я бездумно потянулась к нему, чтобы стряхнуть снег, но в последнюю секунду мои пальцы вдруг изменили траекторию и легко обвели контур щеки. Его кожа была такой горячей по сравнению с моими ледяными руками, что я вздрогнула. А потом поймала его взгляд и снова задрожала — теперь уже не от контраста температур. Я машинально облизнула губы, не в силах оторвать глаз от этой бездны.
Невозможно было дальше обманывать себя — это не взгляд друга. Это два горячих темных омута, в которые меня утягивало с головой, вместе со всеми моими страхами, печалями и тайными желаниями. Пока я в ужасе задерживала дыхание, пытаясь с собой справиться, он уже шагнул ко мне и уверенно опустил свои горячие ладони мне на плечи. И от этого невинного касания меня вдруг выгнуло так, что перед глазами все заволокло туманом, в котором растворилась и отвратительная ссора с мужем, и эта идиотская типа дружба, и вся моя несуразная жизнь. Ничего не осталось, кроме этих глаз, темных, голодных и зовущих.
— Нееет, — выдохнула я в панике, но, противореча самой себе, первой коснулась его губ своими. Они были холодными, жесткими, пахли снегом и табачным дымом — самые прекрасные губы на свете. Ник не дал мне даже секунды опомниться: властно притянул к себе и поцеловал так, как будто имел на это право. Как будто я всегда была его. Нежно, сильно, глубоко… Я чувствовала себя последней блядью, но оторваться сейчас от него было выше моих сил. Пальцы гладили мокрые от снега волосы, наши языки сладко переплетались, и я понимала, что горю. Давно забытое желание злым пожаром охватывало все тело, вспыхивая от близости Ника, от его сносящего крышу запаха — мужского, терпкого, охуенного. Господи, что я творю?!
Я отшатнулась, разрывая поцелуй, и выставила руки ладонями вперед. Если он подойдет, я не справлюсь.
— Лееерка, — он так низко и протяжно произнес мое имя, что внутри у меня заискрило, как от неисправной проводки.
— Ник, пожалуйста! Мы не можем!
— Я могу.
— Я… не могу…
— Лееера, — он снова будто приласкал меня моим же именем и осторожно взял за руку, — я люблю тебя. Я очень давно люблю тебя. Знай, что я здесь, я рядом, и в этот раз я не отойду в сторону, позволив тебе опять быть с ним.
От его признания у меня так перехватило в груди, что по-настоящему стало трудно дышать. Не буду врать, что не догадывалась. Конечно, догадывалась. Но от этих слов, произнесенных вслух, возникло ощущение какой-то неотвратимости.
— Прости, но я… я не готова ответить тебе взаимностью. Саша… с ним все сложно, нам надо разобраться. Я не хочу все усложнять еще больше.
Мне физически больно было смотреть на его застывшее лицо, но я почему-то не отводила взгляд.
— Уезжай, я прошу тебя.
Ник вздрогнул, будто я его ударила.
— Пожалуйста.
Он молча кивнул, развернулся и пошел к машине, а я прижала руку ко рту, пытаясь удержать рвущийся наружу всхлип. Сука, как я могла?! Что бы ни было между мной и Сашей, я все еще его жена до тех пор, пока мы не разведемся. Если разведемся. Получается, что муж был прав, говоря, что я изменщица. То, что я сейчас сделала — было непростительно. Низко, подло и… мучительно сладко.
Я вскинула руку, чтобы хлестнуть себя по щеке, но вместо этого осторожно потрогала губы, на которых все еще горел поцелуй Ника.
Глава 15. Когда срываются маски
Нереальная
Вопреки своему обещанию, сестра не спала и пронзила меня таким негодующим взглядом, что сразу стало ясно — подглядывала.
— Лера, это, конечно, не мое дело… — возмущенно начала она, но я тут же ее перебила:
— Верно, не твое. Пожалуйста, покажи мне, где я могу лечь, дай чистое полотенце и отстань от меня, ради всех богов на свете.
Лена скорбно поджала губы, но сделала все так, как я попросила. Грубить ей не хотелось, но и выслушивать сейчас какие бы то ни было советы, а уж тем более упреки, было выше моих сил. На сегодня я кончилась. Всё, поезд дальше не идет.
Этот безумный поцелуй просто добил меня, и я уже не понимала ничего. Что я хочу?
Кто мне нужен? Да хер его знает. Мне нужно лечь и поспать. Точка.
Я с трудом почистила зубы, наскоро умылась и рухнула в кровать. Не было сил даже на мысли, так что я закрыла глаза и просто выключилась. Как прибор, который выдернули из розетки.
А утром меня разбудила сестра:
— Лерка, ну Лерка!!! Вставай говорю, ну!
— Я отгул на работе взяла, — пробормотала я, — мне никуда не надо, отстань, я спать хочу.
— Да в окно иди посмотри, дура! — что-то в тоне Лены — то ли восхищенное, то ли завистливое — заставило меня открыть глаза, подняться и выглянуть на улицу.
Там стояла наша машина, а рядом топтался Саша. На капоте лежал огромный букет моих любимых золотисто-кремовых роз. «Холодно же, — вдруг подумала я, — цветы замерзнут, даже дня не простоят потом. Жалко».
И стала одеваться, ведомая скорее иррациональной жалостью к розам, чем желанием поговорить с мужем. Тем более что сейчас, на относительно свежую голову, меня догнало дичайшим чувством вины за вчерашний поцелуй. Еще херовей было от того, что целоваться с Ником мне очень понравилось. А это значит, что все Сашины обвинения имели под собой основания, и от этого мне было еще больше не по себе.
— Вот за что, а? — с силой сказала Лена, глядя на мои торопливые сборы. — За что тебе такое счастье? Ты ж даже не ценишь его совсем. Да я бы на твоем месте…
Но не договорила и замолчала, резко отвернувшись и подозрительно шмыгая носом.
Я ничего не ответила и спустилась вниз.
Если бы Саша падал на колени, клялся в любви и делал еще что-то показушное и невыносимо пошлое, я бы, наверное, даже не сомневалась в своем решении уйти. Но он стоял, молчал, а вчерашняя щетина на его всегда гладковыбритом лице красноречиво говорила о том, что не мне одной вчера было плохо. Вот только Саша, в отличие от меня, ни с кем вчера вечером не целовался.
