— Мало ли, какую заразу ты на себя понацепляла, — холодно сказал он, надевая резинку, и от этого ледяного тона во мне плеснула кипящая ненависть и обожгла внутренности, словно кислотой.
Он снова прижал меня к кровати, с силой раздвигая ноги.
Я не знала, сколько это длилось. Я не понимала, больно мне или нет. Так было раньше, в детстве, когда отец доставал ремень — и я никогда не думала, что это снова со мной повторится. В месте, который я называла домом. С человеком, от которого я никогда не ждала плохого. Который говорил, что любит меня.
Когда все закончилось и он слез с меня, я даже не смогла испытать облегчение.
Сжалась в клубок и застыла на кровати. Мозг не понимал, как такое могло случиться здесь — в месте, где всегда было надежно. Это же наша кровать! Вот моя подушка, а там — с той стороны, стоит на тумбочке моя кружка со Шреком. Меня не могли здесь изнасиловать! Просто не могли!
— Может хоть это тебя научит, раз ты по-нормальному не понимаешь, — Саша сосредоточенно стягивал с члена использованный презерватив. И это вдруг привело меня в чувство.
Я встала, морщась от саднящего ощущения между ног, и быстро натянула одежду.
Ее хотелось сжечь, а не надевать на себя снова, но я не могла представить, что сейчас спокойно пройду мимо Саши к гардеробной и буду искать в шкафу чистые вещи. Нет. Не смогу.
Он выжидающе смотрел на меня, будто совершенно не смущаясь от того, что стоит передо мной без трусов. Ждал, что же я ему скажу.
А я ведь скажу. Даже если он меня убьет после этого.
— Я целовалась вчера с Ником, это правда, — хрипло проговорила я, чувствуя, как ноют искусанные губы, — и мне очень жаль…
— Жаль, что изменила? — саркастично ухмыльнулся Саша.
— И мне очень жаль, — упрямо повторила я, — что я так и не решилась с ним переспать. Вот о чем я думала, пока ты меня тут насиловал.
Бам!
От хлесткого удара по щеке у меня дернулась в сторону голова, и я едва не упала.
— Сука!
И ударил еще раз.
— Была бы ты мужиком, — с ненавистью проговорил Саша, — с каким удовольствием я бы тебя сейчас избил. Никто так надо мной не издевался, как ты.
Никто меня так не унижал! Какого рожна тебе было надо? Я ведь любил тебя. У тебя все было, все, что хочешь! Да любая другая баба молилась бы на меня!
У меня в голове гудело, словно кто-то ударил по пустой железной бочке.
Я молча стянула с пальца кольцо и разжала пальцы — дешевым киношным жестом. Золотой ободок с тремя крошечными бриллиантами звонко ударился об пол и укатился куда-то под кровать.
— Если уйдешь сейчас, — выплюнул он зло, — обратно не приму. Третьего шанса не будет.
— Дай Бог, — пробормотала я еле слышно.
Я вышла в коридор, собрала обратно в сумку высыпавшиеся от удара об стену вещи, проверила паспорт, телефон и кошелек, обулась и ушла.
«Он меня изнасиловал и ударил. Я заявлю на него в полицию. Вот прямо сейчас и поеду».
От этой мысли мне стало спокойнее и понятнее, как дальше жить. Я аккуратно дошла до остановки, села на автобус и вышла на Туполева. Прошла двести метров, завернула за угол и вошла в отделение полиции.
— Мне надо написать заявление на мужа, — сказала я на входе. И меня отвели в какой-то маленький кабинет, где сидело два мужика в форме. Взрослых, уставших мужика.
— Что такое, дамочка? — спросил меня один.
— Я хочу написать заявление, — твердо сказала я, — меня избил и изнасиловал муж.
— Когда? — второй равнодушно потянулся за бумагой и ручкой.
— Только что.
Он внимательно на меня посмотрел.
— Выглядите нормально вроде. Куда бил?
— По лицу. Две пощечины.
Первый мужик хмыкнул, но ничего не сказал. А второй продолжал меня расспрашивать:
— Что-то подтверждающее есть? Видео, аудио, свидетели? Следы спермы, кровь на половых органах?
От этих вопросов, произнесенных холодным профессиональным тоном, меня вдруг затошнило. Я сглотнула слюну и подышала открытым ртом. Отпустило.
— Нет, ничего нет. Он… в презервативе был. И… не очень грубо. Не до крови.
— Дамочка, — вдруг сердито сказал полицейский, — у нас тут богадельня что ли?
Мы с серьезными делами зашиваемся, а вас тут, видите ли, муж без согласия поимел.
И по щеке шлепнул. Ну разводитесь, коль не нравится, но нас-то нафига в это вмешивать?
— Но это же насилие, — растерялась я, — это же…
— Вчера у одной бабы сотрясение мозга диагностировали и три ребра сломанных, — вступил в разговор другой полицейский, — вот это насилие. И то непонятно, как доказать, что это именно муж сделал. А вы с жиру беситесь, дамочка.
Идите домой. Ну или к маме там, к подруге. А с мужем, может, помиритесь еще.
Наверное, просто довели его, вот и психанул. С кем не бывает.
— С кем не бывает, — эхом повторила я и, не прощаясь, вышла. Из кабинета, из отделения. Вышла и пошла. Под ногами чавкала каша из грязи, в которую превратился вчерашний снег. Вчерашняя Лера тоже превратилась в какое-то месиво, в котором с трудом можно было угадать ее прежние черты. Я не знала, кто я. Просто шла и шла, куда глаза глядят. Не замечала, что мерзну, не замечала, что плачу. А потом села в какой-то трамвай, спасаясь от внезапного дождя, и куда-то долго-долго ехала. По оконному стеклу бежали капли, я выбирала две самые крупные и смотрела, кто из них победит в гонке и первой доберется до края окна. Когда побеждала правая, я расстраивалась, потому что болела за левую. А когда побеждала левая — радовалась.
А потом трамвай приехал на конечную, и я вышла вместе со всеми, совершенно не узнавая мест вокруг. Я была где-то. Я была нигде.
На скамейке было мокро и холодно сидеть, но я больше не хотела никуда идти — устала. И ехать тоже никуда не хотела — мне было страшно уехать еще дальше, чем я была сейчас. И тогда я вдруг вспомнила про телефон.
На нем было два пропущенных от Саши. И десять от Ника.
Я не хотела его впутывать, это было бы подло и эгоистично, но у меня не было сил. Я больше не могла.
Трубку взяли сразу после первого гудка, и я стала быстро говорить, захлебываясь в собственных словах:
— Ник, это я. Забери меня. Забери меня, пожалуйста.
Глава 16. Человеку нужен человек
Ник
Я не успел.
Когда я утром вернулся к дому Лериной сестры, то увидел только, как Нереальная садится в ненавистную черную машину. И уезжает. С мужем. Меня она даже не заметила.
Я плюхнулся на мокрую скамейку у подъезда и растерянно закурил. Блядь, Нереальная, ну почему? Я же вижу, что ты там несчастлива, зачем ты опять прешься туда, где тебя ломают, подгоняя под какой-то среднестатистический идеал?
