Мирек еле слышно застонал, чувствуя, как возбужденный член натягивает ткань штанов. Да уж, если преподавательница будет жить через стенку от него, то подписку на порнхаб можно смело отменять. Мысли о Ларе вставляли круче, чем самое жесткое порно.
Лара же в это время проводила уроки, но присутствовала в аудитории лишь физически. Вся внутренняя работа мысли была направлена на чертового студента, который на две недели пропал, а потом внезапно объявился на её кухне! И видел её практически голышом! И еще так смотрел, гад! Внимательно! Хоть бы глаза отвел для приличия! Вот если бы она увидела его выходящим из душа, то…
Фантазия мгновенно нарисовала крепкие руки, увитые татуировками, влажно блестящую грудь и полотенце, низко сидящее на бедрах. Лара тихо выдохнула, ощущая, как загорелась нежная кожа на щеках. Стоп! Опасно. Не надо думать в ту сторону, это чревато. Сейчас занятия кончатся, она пойдет к заведующему общежитием, ей дадут другую комнату, и всё закончится. Мирека она будет видеть только на уроках, и это будет лучшим вариантом для них обоих.
Но поменять комнату оказалось не так просто.
Почему-то Ларе было очень неловко говорить о том, что она преподаватель у своего нового соседа, так что она просто упирала на то, что жить в одном блоке с человеком противоположного пола ей некомфортно. Разговор шел на ломаном чешском и явно доставлял много страданий коменданту общежития, который силился понять недовольную иностранку.
— Chcete jiný pokoj?
[15] — наконец догадался он.
— Да! — облегченно выдохнула Лара и тут же поправилась: — В смысле, ано!
Тогда ей показали, где есть свободные места. И это её совсем не обрадовало. В корпусе А оставалось только два места в подобных блоках с кухней и ванной, но оба были Ларе недоступны, потому что это было подселение к студентам мужского пола. В других корпусах остались места только в обычных комнатах на несколько человек с общей кухней на этаже и удобствами там же.
Что хуже: жить с четырьмя студентками в одной комнате и стоять по утрам в очереди в туалет или жить с Миреком в разных комнатах, встречаясь иногда на кухне?
Первый вариант был неприятен до содрогания, второй — просто опасен.
— Буду розмыслет! — объявила Лара коменданту, для большей выразительности постучав по голове, чтобы он понял, что она подумает.
Потом с опаской поднялась на шестой этаж и, попытавшись выровнять дыхание, вошла в комнату. Кухня была пуста, но за дверью Мирка грохотал чешский рэп. Такой же отвратительный и непонятный, как и русский рэп — большой разницы тут Лара не видела.
Она постучала. Никакой реакции. Потом громче.
Песня выключилась, дверь распахнулась — Мирек стоял в одних шортах, голый по пояс, и Лара воровато отвела взгляд.
— Очень громкая музыка, — объявила она. — Мне мешает.
Лара решила не заморачиваться и говорить с ним на русском, тем более что он её вроде понимал.
— А мне нравится, — пожал плечами Мирек.
— А мне нет, — Лара начинала злиться. — Пока мы живем в одном пространстве, ты должен думать не только о себе.
— Так ты остаешься? — оживился Мирек.
— Вы! — сжав зубы, напомнила ему Лара.
— Вы остаешься? — невинно захлопал зелеными глазами Мирек и красиво потянулся, играя мышцами, от чего Лара неожиданно пришла в бешенство.
— Веди себя нормально, — прошипела она. — И обращайся ко мне на «вы» — я все-таки твой преподаватель!
— Не могу, — тихо выдохнул Мирек и уставился на её губы. Первый раз в жизни Лара ощутила на себе чужой взгляд так остро. Он будто касался её — сильно, уверенно, волнующе. Будто целовал, хотя по факту не делал ничего: просто стоял и смотрел. Черт, такие взгляды надо официально запретить, они еще опаснее, чем прикосновения.
— Три правила, — проговорила Лара внезапно охрипшим голосом. — Первое — никакой громкой музыки, второе — нижняя полка холодильника моя, и третье — пол моем по очереди. Согласен?
— Согласен, — усмехнулся Мирек. — Я на все согласен.
И тут Лара совершила ошибку: взглянула ему в лицо. И застыла. Зрачки Мирека хищно расширились, чернота затопила прозрачную зелень радужек, а там — в этой темной глубине — полыхало сильное и однозначное желание. От которого делалось страшно.
Дернув головой, Лара с усилием отвела взгляд: будто вырвалась из плена.
— Ну вот и решили, — пробормотала она, еле ворочая пересохшим языком. — Всего хорошего.
И почти бегом бросилась в свою комнату. Мирек крикнул ей что-то вслед на чешском, но она не разобрала слов.
Уже оказавшись у себя, Лара обессиленно упала на кровать и закрыла лицо руками. Она не была уверена, что сделала правильный выбор, оставшись здесь.
* * *
Сначала было неловко до безумия. Неловко завтракать, неловко ходить в душ, а про поход в туалет и говорить нечего. Именно поэтому Лара старалась все это проворачивать в те моменты, когда соседа не было дома. Первые дни у неё получалось вообще не сталкиваться с Мирком: для этого она постоянно прислушивалась к тому, что происходит за стеной, а если вдруг хлопала соседская дверь — тут же скрывалась в своей комнате. К концу первой недели совместной жизни Лара выучила его расписание, и стало легче.
С утра до занятий Мирек всегда уходил кататься примерно на час. Она как раз успевала умыться и позавтракать. Потом он возвращался и принимал душ (Лара в это время убегала на работу, всегда почему-то густо краснея от шума воды за закрытой дверью ванной) и тоже уходил на учебу. В университете они оба вели себя подчеркнуто нейтрально: Мирек перестал быть возмутителем спокойствия на её занятиях, и Лара перестала к нему цепляться.
Тонда недоумевал: чтобы его друг добровольно отказался от покорения девушки, которая втемяшилась в его упрямую башку? Никогда такого не было. Что-то здесь нечисто. Но Мирек молчал, как партизан, ни словом не обмолвившись о том, что с недавнего времени эта самая девушка ночует в соседней с ним комнате. И уж, конечно, не стал рассказывать Тонде о том, что спит он с тех пор отвратительно, что от запаха Лариного геля для душа у него стойкая эрекция и что столько он не дрочил даже в подростковом возрасте.
Возвращался Мирек в общежитие около четырёх, да и то не всегда. Чаще всего уезжал куда-то со скейтом, а Лара в это время спокойно готовилась к занятиям. И когда вечером слышала, что Мирек вернулся, старалась уже больше на кухню не выходить. Только если в туалет прошмыгнуть мышкой.
И все же иногда они пересекались. И эти мгновения общения напрягали Лару сильнее всего, потому что в них Мирек внезапно был совсем другим. Не таким, как в аудитории. Иногда казалось, что наглый прищур и презрительную полуулыбку он надевает только перед выходом из дома — как и свою любимую чёрную бейсболку.
