— Я могу умыть, — предложил как-то Мирек, когда Лара поставила возле раковины грязную чашку и тарелку.
— Э-э-э, — Лара оторопела, — ты имел в виду «помыть»?
Он кивнул.
— Ты хочешь помыть мою посуду?! Зачем?
— Могу, — повторил терпеливо Мирек, — абы ты не опоздала.
— Чтобы, — автоматически поправила Лара, все еще удивленно на него таращась.
Она действительно опаздывала и как раз раздумывала, сполоснуть посуду сейчас или уже бросить её до вечера.
— Не… не надо, — язык почему-то плохо её слушался, и щекам вдруг стало жарко. — Я сама помою, когда приду с работы. Но спасибо… Мирек.
Он коротко кивнул, и на мгновение их взгляды встретились. «Боже, какие же у него глаза», — в который раз подумала Лара. Невероятного цвета! Прозрачный зеленый с искрами — как морская вода, пронизанная солнцем. И тут же, устыдившись своих мыслей, отвернулась и выскочила в коридор, пробормотав себе под нос «пока».
Они так и не стали общаться на «вы». Во всяком случае дома. Ларе пришлось с этим смириться, убедив себя, что не такая и большая у них разница в возрасте и что в принципе ничего страшного в этом нет. Лишь бы это «тыканье» не перешло в нечто большее, но вроде не должно было. Лара строго за собой следила.
А когда вернулась с работы, и чашка, и тарелка были помыты и стояли в шкафу.
«Упрямый мальчишка, ну я же сказала, что не надо», — попыталась разозлиться на него Лара, но вместо раздражения вдруг ощутила разливающееся в груди тепло.
Позаботился. Ну надо же. Кто бы мог ожидать подобного жеста от такого, как Мирек?
* * *
Утром в субботу Лара, поколебавшись, достала из холодильника кефир и быстро сделала тесто на оладьи. Двойную порцию. И когда Мирек пришел после своей тренировки, возле плиты стояла тарелка с горячими оладьями.
— Если хочешь, угощайся, — Лара неловко откашлялась. — Я много испекла.
— А что это?
— Оладьи. Ну как панкейки.
— А, знаю. Ливанцэ на чешском. Я люблю. Спасибо.
— Варенья нет только, но есть сметана.
— Так йо, — кивнул он. Вообще Мирек говорил с ней на русском, но периодически переходил на родной язык. А это «йо» — разговорное чешское «да» — оказалось таким прилипчивым, что Лара сама иногда так говорила.
Она думала, что Мирек возьмет тарелку и уйдет к себе — в их крохотной кухне не было даже стола, поэтому там только готовили, а ел каждый в своей комнате — но он просто притащил себе стул и устроился прямо около плиты. Ларе почему-то показалось, что будет невежливо, если она уйдет, поэтому она осталась стоять в дверном проеме, наблюдая за Миреком.
Надо же, она никогда не думала о том, что ей будет приятно смотреть на жующего человека. Но, как ни странно, Мирек ел так, что от него глаз было не оторвать.
Аккуратно, красиво, но при этом с таким наслаждением, что Лару вдруг стали одолевать совсем не гастрономические мысли. Она завороженно смотрела на то, как рука подносит к губам очередной кусочек, как приоткрывается красиво очерченный рот и двигается смуглое горло. А когда Мирек вдруг слизнул с пальца каплю сметаны, Лару окатило такой волной жара, будто она порно смотрела, а не за завтраком наблюдала.
— А куда ты ездил? — вдруг выпалила она, пытаясь перевести тему, чтобы он не заметил её смущения.
— Когда ездил?
— Недавно, на две недели.
— В Аризону, на соревнования. С Максом.
— Хорошо выступил?
— Нет.
— А Макс? — не удержалась от вопроса Лара.
— Лучше меня, — в интонации Мирка отчетливо зазвенели нотки ревности.
— Ну, — осторожно заметила она, — Макс вроде неплохо так катается.
— Неплохо?! — Мирек чуть не подавился и повернулся к Ларе с широко раскрытыми глазами. — Макс — неплохо?!
А потом вдруг заржал.
— Ты волэ
[16], я скажу ему это!
— Что? — Лара недоуменно наблюдала за веселящимся Мирком. Что такого смешного она сказала? Разве его друг плохо катался?
— Макс, — объяснил он, отсмеявшись, — четырекрат победитель чемпионата страны по скейтбордингу. Он лучший в Чехии и один из лучших по целэм свете.
«Неплохо» про него — это смешно!
— Ой, — Лара ужасно смутилась, — я и не подумала. Я просто не очень разбираюсь… А ты?
— Что я?
— Ты тоже профессионал? Ну раз участвуешь в соревнованиях. Тоже побеждаешь?
— Ne! — резко ответил Мирек, неожиданно перейдя на чешский. — Prostě rád jezdím
[17]. Díky za livance
[18].
И ушел.
Лара удивленно глядела на его удаляющуюся спину. Внезапно вполне невинный разговор оказался неприятным для Мирка. Странно, он же так много тренируется. И не сказать, чтобы он катался сильно хуже знаменитого (как оказалось) Макса, так почему же он не считает себя профессионалом?
Глава 10. Оставайся
Мирек саданул кулаком по стене и тут же зашипел от боли, ругая себя за несдержанность. Ну вот какого хрена сорвался? Лара-то откуда знает, что его дико бесят все эти вопросы про соревнования и профессионализм?
Что это блядь вообще за слово такое дебильное — профессионализм? Он делает ровно те же трюки, что и Макс — не зря тот так часто зовет его для съемок видео. Они вдвоем отлично смотрятся в кадре: симпатичные рожи, похожий стиль катания (что и понятно, многому он учился как раз у Макса), сложные красивые трюки. Макс — профи, это каждому ясно. Это значит, что и он профи?
Или если ты ни разу не выиграл на этих блядских соревнованиях, то ты никто, сколько раз ни доказывай обратное на улицах города?
Мирек медленно выдохнул сквозь зубы, пытаясь успокоиться. Но получалось херово. Зачем вообще нужны эти сравнения себя с кем-то? Ему просто нравится кататься. Это его воздух, его любовь, его жизнь. Скейт — это свобода. У тебя нет руля, креплений, ты можешь взмывать вверх, крутиться в любые стороны, спрыгивать хоть откуда, скользить по любым поверхностям. Ты всемогущ, когда под тобой доска. Ты не одинок, пока с тобой скейт.
Ты можешь приехать в любой город и везде будешь чувствовать себя своим — стоит просто найти других скейтбордистов.
Так зачем же нужно монетизировать эту любовь? Мирку казалось, что стоит поставить скейтбординг на рабочие рельсы: соревнования, публичная жизнь, сотрудничество со спонсорами — как из любимого дела сразу уйдет что-то важное. То, на чем это все и держится.
