Пошевелила пальцами ног на одеяле, скомканном в изножье кровати, размышляя, не следует ли мне встать или хотя бы натянуть одеяло, но было так уютно, что не хотелось прилагать усилий. Я закрыла глаза и открыла, когда услышала, как открывается дверь. Кастил вышел из ванной в одних только свободных хлопковых штанах, которые держались на бедрах неприлично низко. Мне не следовало так пялиться, но я впитывала вид его подтянутого, мускулистого живота и четкие линии груди и плеч. Он добился такой формы, годами упражняясь с мечом и используя тело как оружие, но смотреть на него…
Это следует запретить.
Кастил поймал мой взгляд, и его полные губы изогнулись. На правой щеке появилась ямочка.
А потом и на левой.
– Мне это нравится, – сказал он.
– Что?
– Как ты на меня смотришь.
Я проследила за тем, как он засовывает в сумку свернутые в рулон штаны.
– Я на тебя не смотрю.
– Значит, я ошибся, – проговорил он. Ямочка на правой щеке осталась.
Он выпрямился, и мышцы на его спине завораживающе заиграли.
Я ждала, что он будет подшучивать над тем, чем мы занимались, но уже второй раз за день ошиблась в том, что касалось его.
Кастил не стал подшучивать.
Он исчез из виду, и мне каким-то образом удалось не обернуться к нему. Через несколько секунд кровать опять прогнулась под его весом. Во мне поднялось удивление. Увидев его в этих штанах, я должна была понять, что он не собирается уходить, но, наверное, я не ожидала, что он останется. День еще в самом разгаре, только наступил полдень.
Кастил схватил одеяло и натянул на меня – на нас, а потом пристроился за моей спиной, как и до этого.
Повисло молчание, заполнив комнату. А потом он сказал:
– Можно… можно я просто обниму тебя? – Я никогда не слышала, чтобы он говорил так неуверенно. – У меня есть дела, и я знаю, что мы не на публике, и то, что между нами произошло, ничего не меняет, но можно… можно мы просто притворимся?
Мое сердце опять заколотилось, и я не знаю, было ли это от кормления или от того, что мы делали потом. Или из-за мягкости его просьбы, из-за прозвучавшей в ней ранимости и от ощущения, что наши отношения еще больше изменились. Может, все эти причины совпали и побудили меня ответить:
– Можно.
Кастил прерывисто выдохнул, но не пошевелился. Когда я оглянулась через плечо, его глаза были закрыты, а губы разомкнуты. С ним все хорошо?
– Кастил?
Густые ресницы поднялись, открывая невероятно яркие янтарные глаза.
– Я… я не думал, что ты позволишь.
Я опустила голову на подушку и облизнула губы.
– Надо было не разрешить?
– Да? Нет? Не знаю. – Он наконец пошевелился, просунул одну руку под меня, а другой обнял и подтянул ближе, впечатывая мою спину в свою грудь. – Но забрать согласие уже нельзя.
Я слегка улыбнулась, устраиваясь в его объятиях, в его тепле. И позволила себе еще кое-что.
Позволила себе этим наслаждаться.
Глава 27
Надев через голову чистую тунику Кастила, я осмотрела себя и вздохнула. Благодаря чересчур свободным штанам и рубахе не по размеру, доходящей почти до колен, я выгляжу немного нелепо. Но простая черная рубашка гораздо лучше, чем слишком плотный свитер.
Мы спали недолго, может, чуть больше часа. Когда я проснулась, Кастил лежал, опершись на локоть, и смотрел на меня. Я спросила, что он делает, а он ответил просто: «Любуюсь пейзажем».
Я зарделась тысячей оттенков красного, а он улыбнулся и, опустив голову, коснулся губами моего лба. Потом сказал, что у него есть идея, и вот я стою в мешковатых штанах и его рубашке.
Перед тем, как выйти из ванной комнаты, я глянула в овальное зеркало и мельком увидела свою шею. Кожа вокруг двух красных уколов немного порозовела. Я потрогала это место: оно было чувствительным, но не болезненным. Вставая с кровати, обратила внимание на то, что тени под глазами Кастила исчезли, и лицо больше не казалось обострившимся. Просто удивительно, как быстро на него подействовала моя кровь.
А еще удивительно, как на меня подействовал его укус.
В то мгновение, когда его рот сомкнулся на моей коже и первоначальная боль от укуса прошла, я словно свалилась в мир, где имел значение только он и ощущение того, как он тянет часть меня глубоко внутрь себя. Не имело значения то, что Киеран рассказал о сердечных парах. Больше не было важно то, что Кастил, возможно, утаил от меня правду о Пределе Спессы – либо опасаясь, что я разболтаю, если попаду в плен, либо не решившись доверить мне эту информацию, пока мы не окажемся за пределами досягаемости Вознесшихся. Забылся и шокирующий рассказ о Присоединении. Не осталось стыда от того, как я была зажата между Киераном и Кастилом, а Киеран – практически пришпилен к стене натиском Кастила. Я превратилась в пламя, и ничто не имело значения.
Но теперь?
Теперь я испытываю неловкость, думая о Киеране, – он должен знать о традиции. Кастил мне о ней не рассказывал, не считал необходимым. Ведь наш брак будет временным. Эта традиция, возможно, не настолько невинна, какой ее выставил Кастил, по крайней мере, не всегда. Но мне не было стыдно за то, чему Киеран стал свидетелем. Не знаю, должна ли я стыдиться, но мне так не казалось. Моя реакция на Кастила была естественной, и даже если случившееся потом, когда Кастил выражал благодарность, было глупым и безрассудным, в глубине сердца оно тоже казалось правильным.
Я вспыхнула при воспоминании об очевидной потере контроля Кастилом и вытащила волосы из-под воротника, оставив их распущенными. Он сказал, что раньше такого никогда не случалось – зачем бы ему об этом лгать? То, что это случилось со мной, казалось немыслимым, но в этом же было странное ощущение силы, древней, как само время. Силы того рода, которой, как я представляла, владела мисс Уилла, и женщины, работающие в «Красной жемчужине», и посетители этого заведения.
Услышав шаги Кастила в спальне, я оторвала взгляд от зеркала и открыла раздвижную дверь.
Кастил успел переодеться. Почти. Он надел штаны и сапоги, но белую тунику еще держал в руках. В твердых линиях его груди и живота было что-то невероятно притягательное, но прежняя смелость меня оставила.
– Итак, что касается моей идеи, – произнес он, поднимая рубашку над головой.
– Почти боюсь спрашивать.
Я подошла к двери на террасу. Кастил открыл ее, когда мы проснулись. По плиточному полу разлился теплый солнечный свет.
Он приглушенно рассмеялся, надевая рубашку через голову.
– Ты меня ранишь.
Кастил стоял спиной ко мне. Я усмехнулась.
– Не сомневаюсь.
– В самое сердце. – Он повернулся ко мне и оставил рубашку незаправленной. – Поскольку еще день, я подумал, что мы можем прогуляться.
