Я удержалась от того, чтобы потянуться к нему чутьем, уже зная, что я обнаружу.
– Некоторые были юными, едва повзрослевшими. Другие – старше, с седыми волосами и тронутыми возрастом телами, – сказал он через некоторое время. – Я пытался считать, сколько их приводили в мою клетку, но… но не получалось. Но даже так, учитывая меня и Малика, я не знаю, как здесь еще могут оставаться полукровки.
Йен вознесся последним, и тогда вознесли только его. До него Вознесений не было несколько лет. Во мне поднялся страх. В течение нескольких лет Вознесения происходили ежегодно, но они прекратились, когда я была еще ребенком. Размышления о смысле такого перерыва вернули прежнее беспокойство. Что, если Малика уже нет в живых?
Киеран и Кастил оба верили, что Малик жив, но доказательств не было. И я хочу знать, думал ли об этом Кастил. Я прикусила губу.
– Ты как будто хочешь что-то сказать, – заметил он.
Да, но как я могу такое спрашивать? Не думаю, что стоит об этом говорить, поэтому я произнесла то, что считала нужным сказать:
– То, что ты делал, было необходимо, чтобы выжить. Надеюсь, ты считаешь именно так.
Кастил не ответил. Повернувшись к нему, я увидела на его лице выражение бесконечной пустоты, и у меня заныло сердце. Я знаю.
Знаю, что он так не считает.
И единственное, чего мне хотелось в этот момент, – вернуть ему теплоту.
– Я по-прежнему хочу ударить тебя кинжалом.
Кастил повернулся ко мне.
– Но уже не так часто, – уточнила я.
Один уголок его губ поднялся, и он рассмеялся. Смех был немного хриплым, но настоящим.
– Я бы разочаровался, если бы ты этого не хотела.
Я с улыбкой смотрела перед собой.
– Что за странное заявление?
– А что я могу сказать? Я неравнодушен к женщинам, которые питают склонность к насилию.
– Это заявление ничем не лучше.
Интересно, вела ли себя так Ши? Была ли у нее склонность пускать в ход кинжал, если она сердилась? Не уверена, если вспомнить, как он говорил, чего я заслуживаю, когда все кончится. Отношений без кинжалов и кулаков. И без похищений.
Я выбросила эти мысли из головы, пока они не придавили меня. Мы же притворяемся, а это значит, что будущего нет, даже если мы не можем сбежать от прошлого.
К счастью, через несколько секунд я нашла на что отвлечься. Мы выехали из рощи, и я наконец увидела то, что построил Кастил.
Я разжала руки на седле, когда передо мной предстал кусочек Атлантии, спрятанный в Солисе.
Справа поблескивал Стигийский залив, такой же, как и в самый темный час ночи. Впереди раскинулся городок размером с Новое Пристанище. Я потеряла дар речи, когда мы ступили на грунтовую дорогу, и едва замечала людей, которые нас приветствовали – кланялись и окликали.
Перед нами открылся вид на невысокие холмы, усеянные одноэтажными домиками из песчаника и глины, с занавешенными террасами. Их было около сотни, каждый стоял отдельно, в окружении небольшого огорода. Когда мы подъехали ближе, я заметила, что огороды полны спелых помидоров, капусты, высоких стеблей кукурузы и других овощей, посаженных ровными рядами. В Солисе только в местах вроде Лучезарного ряда были дома с участками, на которых можно вырастить больше, чем одно дерево.
– О боги, – прошептала я, озираясь.
– Надеюсь, это одобрительное восклицание, – заметил Кастил, когда мы поднимались на невысокий холм.
– Да. Эти дома… А огороды? Я никогда не видела ничего подобного.
– Запасать еду гораздо легче, когда каждое домовладение выращивает столько, сколько может, – сказал он, притянув Молли поближе к себе – кобыла отвлеклась на яркую желтую бабочку. – Всеми огородами занимаются опытные фермеры. Люди, которые соглашаются переселиться в Предел Спессы, должны пройти подготовку у фермеров и научиться выращивать здоровые растения, замечать признаки болезней. Здесь температура по ночам редко опускается ниже нуля, и мы можем получать урожаи дольше, чем в более северных местах.
В Солисе еду приходится либо покупать, либо выращивать, но мало у кого есть для этого земля, и потому многие тратят большую часть прибыли на то, чтобы прокормиться. Если денег нет, то и есть просто нечего.
Когда мы добрались до вершины холма, сладкие ароматы свежего ветра сменились запахом запеченного мяса. Тогда я поняла, что на самом деле еще ничего не видела. Между домами во впадине лежал центр городка. Здесь стояли другие, более крупные здания. Во множестве павильонов с колоннами, украшенных яркими пологами и занавесями, располагались рынки. Были здесь и деловые заведения – лавки мясников, мастерские портных, кузницы и пекарни, а в самом центре, выше всех прочих зданий, поднимались руины сооружения, которое некогда было большим стадионом. По крайней мере, так казалось. От него осталась только половина.
– Когда-то здесь устраивали концерты и состязания, – сказал Кастил, проследив за моим взглядом. – Помню, как я сидел там, смотрел представление.
При мысли о душах людей, когда-то заполнявших огромный стадион, у меня сжалось сердце.
– Его отремонтируют?
– Пока не знаю, – отозвался Кастил. Мы начали спускаться с холма. – Я не захотел его сносить. Он стал своего рода памятником, напоминанием о том, что здесь находилось раньше. Возможно, когда-нибудь мы его отремонтируем.
В центре города было больше людей, они сновали между павильонами и прилавками. Наше притворство, что он – просто Хоук, а я – Поппи, закончилось, когда люди ринулись приветствовать Кастила, либо посторонились, пропуская других.
Среди Последователей были атлантианцы и вольвены, и, судя по мелькающим лицам, все они, похоже, искренне рады видеть Кастила. Большинство называли его по имени, а не титулу, что было бы необычно для Солиса. Там ко всем Вознесшимся обращались «лорд» или «леди», иначе человек рисковал навлечь на себя большое недовольство или, еще хуже, дать повод заподозрить в себе Последователя.
Я наблюдала за Кастилом, как он улыбается или смеется, когда ему что-то говорят, спрашивает о членах семьи и друзьях. Похоже, он так же очарован людьми, как я – Хранительницами. Я улыбалась, когда он представлял меня. «Моя невеста». «Моя невеста». «Моя невеста». Я слушала, как он разговаривает с горожанами, обращается по имени, держится предупредительно и приветливо. Если его поведение с людьми не еще одна маска, то это принц, жить под правлением которого любой почел бы за честь.
Что-то безымянное и неизвестное во мне смягчилось и открылось, хотя чутье гудело под кожей, вытягиваясь и пульсируя в ответ на ураган противоречивых эмоций, рвущихся ко мне из толпы.
Я заметила, что на меня реагируют гораздо более сдержанно. Улыбки из теплых и искренних становятся холодными и натянутыми. Приветливые взгляды сменяются любопытными или непроницаемыми. Некоторые задерживались на шрамах лишь на мгновение, другие глазели в открытую. Кто-то быстро отводил взгляд и мямлил приветствие.