Все возражения замерли на губах Аластира.
– Почему я должна думать, что его родители не разделят этих страхов и озабоченности? – продолжала я. – Уж лучше я выйду замуж, не прокручивая в голове все эти тревоги во время церемонии.
Аластир выпрямился, потирая пальцами лоб.
– Я могу это понять. Правда могу, но король с королевой…
– Будут потрясены и, наверное, сильно разозлятся, что я женился на девушке, которую они в глаза не видели, не говоря уже о том, что она всего лишь полукровка и когда-то была Девой, – оборвал его Кастил. – Но как только они ее узнают, все это станет неважно. Они полюбят ее так же горячо, как и я.
Мое сердце дрогнуло и сжалось. Я посмотрела на Кастила и поняла – поняла, что он не собирался говорить последнюю фразу; по крайней мере, не собирался говорить ее так. Его удивление было резким и холодным, и как только его взгляд встретился с моим, я отвернулась.
Сглотнула, подавляя прерывистый выдох, и спросила:
– Как Беккет?
Вонетта уже рассказала, что юный вольвен ходит, лишь слегка прихрамывая, но пришла пора сменить тему.
– Он как будто вообще не получал травму, – ответил Аластир. – То, что ты с ним сделала…
– Я только пыталась облегчить его боль, – снова сказала я. – Я даже не знаю, смогу ли еще раз сделать что-то подобное.
Аластир кивнул, но, судя по его виду, он ни в чем не убежден. Потом он ушел. Оставшись вдвоем с Кастилом, я повернулась к нему.
– Весело было, правда? – спросил он.
Я не поняла, с каким выражением он это произнес, но рассмеялась.
– Я еле выдержала.
Он улыбнулся, и его тело наконец расслабилось в соответствии с позой.
– Понимаю.
Я скользнула по нему взглядом и… обнаружила, что его гнев и раздражение растаяли. Осталась печаль, которая таилась под ними, и еще странное ощущение удовлетворенности.
– Ты читаешь мои эмоции?
– Нет. – Я помолчала. – Что-то вроде того.
– Что это значит?
– Я точно не знаю. – Я опустила взгляд на свои руки. – С тех пор, как я проснулась сегодня утром, я могу читать эмоции, не открываясь, не сосредотачиваясь. Я смотрю, и если хочу знать… то знаю.
– А если не хочешь знать?
Я нахмурилась.
– Тогда нет. Не знаю, может, в толпе все будет иначе.
– Потому что толпы иногда тебя захлестывают.
Он помнит. Я кивнула.
– Это… – Он замолчал, и я глянула на него. – Что я сейчас чувствую?
– Э… любопытство. Не тревогу.
Кастил наклонил голову.
– С чего бы мне чувствовать тревогу?
– Разве ты не беспокоишься, что у меня разовьются другие способности эмпатов?
– Если ты думаешь, будто меня волнует, что ты станешь Пожирательницей душ и начнешь питаться моими эмоциями, ты зря тратишь силы.
Я нахмурилась.
– Надеюсь, ты такого не подумаешь.
– Я думаю, что все это – изумительно. Ты изумительная.
Я возвела глаза к потолку.
– Особенно когда заткнула Аластира. Это талант, которым даже я не обладаю. – Он подался вперед так, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. – Мои родители, скорее всего, будут недовольны, но они тебя примут. Я говорю это не затем, чтобы тебя успокоить. Я так и считаю. Они не обрушат на тебя гнев и разочарование.
Я в самом деле в это верю.
И почти поверила в то, что он сказал Аластиру: его родители полюбят меня так же горячо, как и он. Сердечная пара.
Кастил взял меня за подбородок, привлекая мой взгляд.
– Что? – Он пытался заглянуть мне в глаза. – О чем ты думаешь? Я знаю, ты о чем-то задумалась. У тебя всегда такое выражение, когда ты думаешь о чем-то таком, что не хочешь рассказывать.
– Какое у меня выражение?
– Ты морщишь нос.
– Что? Я не морщу.
– Морщишь.
Не могу понять, серьезно он говорит или нет.
– Я ни о чем не думала.
– Ложь. – Он провел большим пальцем по моей нижней губе. – Скажи.
Он поймал мой взгляд и удержал. У меня сильнее забилось сердце. Я падала в теплую янтарную глубину, и чувствовала, что моя маска идет трещинами.
– Я думала… Думала, что ты можешь быть очень убедительным, когда говоришь другим о своих чувствах ко мне.
– Правда?
– Да, – прошептала я.
Он прикусил нижнюю губу и опустил ресницы.
– Но недостаточно убедительным.
Я знала, что он говорит об Аластире, но подумала, что если бы он был хоть чуть более убедительным, я бы начала ему верить.
Он поднял ресницы.
– Я хочу тебе кое-что показать.
* * *
Мы опять ехали на Сетти, в дружеском молчании, какое мне довелось делить лишь с немногими людьми. Кастил держал поводья и направлял нас через лес. Он не выбрал прямую дорогу к городу, а свернул налево, где кроны деревьев были чуть гуще, а дремучий лес простирался, насколько хватало глаз.
– Смотри. – Кастил кивнул направо.
Я повернула голову и не смогла сдержать улыбки, которая растеклась от уголков губ по всему лицу. Перед нами расстилалось потрясающее поле цветов с яркими красными лепестками и черными сердцевинами. Цветы слегка колыхались на ветру.
– Маки
[1]. – При виде такого невероятного зрелища я беззаботно рассмеялась. – Никогда не видела так много в одном месте. Как красиво.
– Да, – согласился Кастил и, прочистив горло, пошевелился за моей спиной. – Красиво.
Конь двинулся по границе леса и макового поля.
– Их выращивают на лугах для медицинских целей.
Я выгнула бровь.
– А тебя не волнует, что люди могут использовать их для других целей?
– Тебе кажется, что здесь никого нет?
Я кивнула, и он легонько похлопал пальцами по моему боку.
– Здесь есть караульные, они в маскировке и прячутся. За полями все время наблюдают, чтобы никто умеющий выращивать маки не смог использовать их в преступных целях.
– Боги, – пробормотала я, почти ожидая, что сейчас кто-нибудь выскочит прямо из цветов. – Это умно. Я слышала, что в некоторых городах мак стал проблемой.
– Когда я был в Карсодонии, то заметил, как там распространен мак, и в Масадонии тоже. Но можно ли винить людей, живущих в таких условиях, в том, что они желают сбежать от действительности, пусть даже временно? Многие из тех, кто днями пропадает в опиумных притонах, отдали своих детей ко Двору и в храмы. Пусть это неправильно, но я могу их понять.
