– Я не одна из них.
Внимание всех присутствующих переместилось на меня. Всех, кроме Кастила. Он по-прежнему не сводил глаз с атлантианца, и ко мне закралось дикое подозрение, что история с Лэнделлом вот-вот может повториться.
– Я была их Девой, и хотя я подозревала, что Вознесшиеся многое скрывают, я честно признаю, что до знакомства с Кастилом не видела, кто они на самом деле. Но я никогда не была одной из них.
Я встретила взгляд атлантианца, чувствуя вкус его гнева и недоверия, чувствуя, как они набухают во мне, подпитывая огонь моей ярости, словно этот человек – горящая спичка.
– И когда вы в следующий раз захотите назвать меня ядовитой змеей, хотя бы наберитесь смелости сказать это, глядя мне в глаза.
Воцарилось молчание.
Как сказал бы Йен, стало так тихо, что можно услышать чиханье сверчка.
А потом Джаспер негромко присвистнул.
Атлантианец вышел из ступора.
– Ты была их Девой. Избранная. Любимица королевы. Разве не так они говорят?
– Данте, – предупреждающе произнес Эмиль, метнув резкий взгляд в светловолосого атлантианца. – Никто не спрашивал твоего мнения по этому поводу.
– Но я рада, что он его высказал, поскольку прекрасно сознаю: он не единственный, кто так думает, – заявила я, обводя взглядом зал. – Да, я была любимицей королевы, и я воспитывалась в клетке столь приятной, что у меня ушло немало времени на то, чтобы увидеть ее в истинном свете. Вознесшиеся планировали использовать мою кровь, чтобы создавать новых вампиров. Вот почему я была их Девой. Стали бы вы питать преданность вашим пленителям? Я – нет.
Кастил посмотрел на меня. Его глаза по-прежнему казались ледяными, но в их глубине таилось что-то еще. У меня нет времени разбираться, что именно. К тому же сейчас мне совершенно все равно.
– Если это правда, то я приветствую тебя. – Данте поднял бокал. – Мы все приветствуем тебя, и я говорю это серьезно. Сейчас в Солисе очень мало таких, кто видит Вознесшихся в истинном свете. Не в обиду присутствующим будет сказано.
Послышались шепотки, и Данте продолжил:
– Твое атлантианское происхождение объясняет, почему ты для них важна, но ты…
– Больше пригожусь мертвой? – перебила я.
Из кухни вышли Квентин и Беккет со свежеиспеченным хлебом. Они остановились, вытаращив глаза.
Данте опустил бокал и уставился на меня.
– Я знаю, что многие из вас предпочли бы отослать меня королеве Илеане по частям, как и, я уверена, ваш король. – Я вздернула подбородок, хотя мои руки слегка дрожали. – В глубине души я не могу в этом винить никого из вас, особенно после того, как узнала правду о них.
На скулах атлантианца заходили желваки, но ответил Аластир:
– Кастил, я же говорил. Говорил, что ты встретишь отпор, если будешь продолжать в том же духе.
Я вспомнила Лэнделла.
– А что я тебе тогда ответил? – спросил Кастил.
– Это то, чего ты хочешь. Она – то, чего ты хочешь, – сказал Аластир, и у меня сжалось сердце. – И, знаешь, я хочу в это верить. Как и все в этой комнате.
Я в этом сомневаюсь.
– И король с королевой захотят в это поверить, – продолжал Аластир. – Особенно Элоана. Но ты десятилетиями пытался освободить брата вместо того, чтобы принять то, с чем все мы давно смирились. Ты пренебрег долгом перед твоим народом, потому что не был готов отказаться от брата. Я могу тебя понять, хотя это причиняет мне боль. Когда ты уехал в прошлый раз, ты должен был знать: больше нет никакой надежды на то, что он к нам вернется. Но ты все равно ушел, пропал на годы – так надолго, что твоя мать начала бояться, не постигла ли тебя та же участь, что и Малика.
От его слов мое сердце опять сжалось, уже совершенно по иной причине. Однако Кастил на них никак не отреагировал.
– Но ты возвращаешься домой с драгоценностью, которую Вознесшиеся берегли как зеницу ока. Мало кто верит, что это не имеет никакого отношения к твоему брату.
– Если бы я не смирился с судьбой брата, я бы не уезжал из Солиса, – ответил Кастил. Только я и Киеран знаем, чего ему стоило произнести эти слова. – Не секрет, что я планировал использовать Пенеллаф для выкупа. Эти годы вдали от дома я провел, пытаясь подобраться к ней. – Он сказал это не только Аластиру, но всему залу. – Я добился успеха и в нужный момент начал действовать. Я забрал ее.
Кастил говорит правду, которую по-прежнему тяжело слышать.
– Я забрал ее и оставил при себе, но не стал использовать. В какой-то момент я перестал видеть в ней предмет торга или орудие возмездия. Я увидел ее такой, какой она была. Такой, какая она есть – эта красивая, сильная, умная, бесконечно любознательная и добрая девушка, которая была такой же жертвой Вознесшихся, как и любой атлантианец. Я влюбился в нее, возможно, даже задолго до того, как это понял.
Кастил рассмеялся. Смех прозвучал резко и, о боги, он казался таким настоящим, что у меня ком подступил к горлу.
– Мои планы изменились. Изменилось мое мнение насчет Малика. И это случилось еще до того, как я узнал, кто она. Что она частично атлантианка. Это из-за нее я возвращаюсь домой.
Я переглянулась с Киераном, и он кивнул, словно подтверждая сказанное Кастилом.
Но как такое может быть?
Притом что уже десятилетиями ожидалось, что он женится на другой, а он мне об этом так и не рассказал? И, опять же, он до сих пор ни слова не сказал о Ши.
Стиснув зубы, я отвернулась. Если бы только все, что он сказал, было правдой. Будущее было бы другим. Все было бы другим. Хотелось бы мне, чтобы он вообще не говорил этих слов.
Вопрос задала старуха, с которой недавно беседовал Кастил:
– Ты знала, что изначально он планировал использовать тебя?
– Поначалу нет. Это случилось после того, как он завоевал мое доверие и доверие Вознесшихся, которые за меня отвечали. Когда же я узнала…
Я замолчала, решив, что о моей реакции лучше не рассказывать.
– Она ударила меня в сердце кинжалом с лезвием из кровокамня, – закончил вместо меня Кастил.
Старуха заморгала, а Джаспер издал внезапный смешок.
– Прошу прощения, – сказал он. – Но, проклятье… ты серьезно?
– Это правда, – подтвердил Киеран. – Она думала, что это убьет его.
Эмиль начал расплываться в улыбке, но строгий взгляд Кастила пресек его веселье.
Я поерзала на внезапно ставшем неудобным стуле. Чем, скажите на милость, помогла эта подробность?
– Я была немного рассержена.
Кастил глянул на меня, выгнув бровь.
– Немного?
Я прищурилась.
– Ладно. Я была сильно рассержена.
