– Но ты такая удобная, принцесса, и ты заставляешь меня чувствовать… ну, просто заставляешь чувствовать.
Что я заставляю его чувствовать? Вожделение? Веселье? Он забавляется? Так трудно игнорировать побуждение прочесть его.
– Это не повод.
– Это единственный повод.
Меня охватило раздражение, хотя его дыхание танцевало на моих губах, а пальцы гладили нижние полукружия грудей.
– Рада за тебя, но ты мне здесь не нужен.
– В этом вся проблема. – Его голос понизился до шепота, а рука скользила по шелку. Ткань была такой тонкой, что не создавала никакого барьера против его ладони. – Что я тебе не нужен.
– Не похоже, что это моя проблема.
– Но… – Губы Кастила мимолетно коснулись моих, отчего у меня перехватило дыхание. Его рука скользнула под одеяло, на мое бедро. Пальцы добрались до голой кожи, и меня затопило влажным жаром. – Но ты меня хочешь.
Мышцы моего живота туго сжались, и напряжение опустилось ниже. Я прижала острие кинжала к его горлу, кольнув кожу.
– Не сейчас.
Не обращая внимания на клинок, он опустил губы к моим.
– Я могу чувствовать твое возбуждение, принцесса.
Отрицать это невозможно. Я могу лгать что угодно, но это не изменит того, что я прилагаю усилия, чтобы не поднять бедра навстречу ему, не думать, каково было ощущать внутри его твердость. Но рана в груди, оставшаяся после осознания, никуда не делась. А воспоминание о том, как больно было думать, что он уже обручен, послужило предостережением: мне нужно быть осмотрительнее, иначе я упущу из виду то, что важно.
– То, что мое тело тебя хочет, не означает, что хотят и другие части меня.
– Тогда, может, мы опять притворимся? – предложил Кастил.
Его пальцы приблизились к самому ноющему месту. Если он доберется туда, я потеряю голову.
Не потому, что он обладает такой властью, а из-за моего желания.
– А может, мы перестанем притворяться? Если честно, мне это понравилось больше.
Мне тоже. Но у нас разные понятия о том, что такое «по-настоящему».
С колотящимся сердцем я наклонила голову обратно и, коснувшись губами его губ, произнесла:
– Поскольку ты скоро будешь дома, уверена, там найдутся постели, которые ты можешь навестить, не притворяясь. Наверное, их немало. Но ты всегда можешь начать с постели Джианны.
Кастил замер, его рука застыла на внутренней поверхности моего бедра. Он поднял голову.
– Ты не можешь говорить это серьезно.
– Похоже, что я дразнюсь?
Он скатился с меня, и я спохватилась прежде, чем совершить неразумную глупость, остановив его. Я села, сжимая кинжал, а он ушел с кровати так быстро, словно его на ней и не было.
По венам растеклась горечь, и я закрыла глаза. Я добилась чего хотела – его больше нет на кровати. Почему я не чувствую облегчения?
– Не могу поверить, что ты это сказала.
Я удивленно распахнула глаза.
– Не можешь поверить?
Кастил тенью маячил за пологом.
– Проклятье, нет.
Поползла по одеялу и сдвинула полог в сторону, чуть не свалившись с кровати. По шее Кастила текла тонкая струйка крови, хотя ранка уже зажила.
Я встала и вонзила кинжал в тумбочку, поскольку существовала большая вероятность, что я пущу его в ход. Особенно когда я повернулась к Кастилу и поймала внимательный взгляд, медленно путешествующий от моих босых ног вверх по голой коже, до подола, а потом по низкому вырезу ночной рубашки. Полыхающие янтарные глаза встретились с моими.
Я стиснула зубы.
– Кастил, ты обручен с другой.
– Разве ты не слышала? Я весьма ясно сказал, что не давал никаких клятв.
– Я слушала очень внимательно.
– Видимо, недостаточно внимательно. – Он сузил глаза, уставившись на меня. – Знаешь, я рад, что ты затеяла этот разговор. Я мгновенно забыл, что нам нужно обсудить кое-что еще. Ты что, правда считаешь, что я обручен с другой?
– Ты серьезно? – Я сжала кулаки и чуть не задохнулась. – Серьезно?
– Вполне серьезно.
Он скрестил на груди руки.
– Почему тебя так удивляет, что я могу подумать что-то подобное? Что ты мог мне что-то не рассказать? С твоей-то великолепной историей обманов и полуправды?
Тепло ушло из его взгляда, сменившись всплеском удивления, а потом он снова прищурился.
– Поппи, это вся правда. Да, от меня ожидали, что я женюсь. Уверен, ожидали многие. Мой отец обсуждал это многие десятилетия, но никогда не спрашивал, хочу ли я этого. Тебе это должно быть знакомо.
Я поморщилась. Мне это слишком хорошо знакомо.
– Я думала, атлантианцы редко женятся не по любви.
– Так и есть. Но ты, я уверен, помнишь, что правление моих родителей должно было уже завершиться, причем еще несколько десятилетий назад. Отец полагает, что если я женюсь, то, возможно, прекращу поиски Малика и буду делать то, что он считает правильным. Он знает, что мне нравится Джианна, что мы с ней близки, и решил, что она подойдет.
Джианна. Это имя. Такое редкое и изысканное. Если их брак обсуждался десятилетиями, значит, у них есть какая-то общая история. Мое горло внезапно обожгло эмоцией, на которую я не имею права.
– Ты имел в виду, станет хорошей принцессой?
– Полагаю, она стала бы, но, чтобы ответить на твой вопрос, – я никогда не говорил об этом, потому что не хотел ее ранить и не хотел, чтобы она чувствовала себя отвергнутой. Ей это ни к чему, не похоже, что она сама имеет на меня виды.
Но она имеет на него виды? Мне удалось удержать этот вопрос.
– Ты никогда не рассказывал о ней и об этих ожиданиях.
– Клянусь богами, Поппи, я забыл об этом, пока Аластир не заговорил об обязательствах. Моя голова была забита гораздо более важным вещами. И я был уверен, что отец отказался от этой идеи. Я и помыслить не мог, что Аластир выложит все это вот так. Но он… – Кастил покачал головой. – Можешь мне не верить, но это правда. А даже если бы я не забыл, то с чего бы мне рассказывать той, кого я уговариваю выйти за меня замуж, об обещании другой женщине, которого я никогда не давал?
– Может, затем, чтобы я была готова, когда об этом услышу? – Я почти кричала. – Чтобы я не сидела и не думала, что ты был обручен с другой, когда мы с тобой…
Я замолчала.
– Когда мы с тобой что, Поппи? Целовались? Доставляли друг другу удовольствие? Занимались сексом? Трахались? Занимались любовью?
– Занимались любовью? – прошептала я, резко втянув воздух.
– Знаю, этого мы не делали. – Его глаза вспыхнули ледяным золотом. – Если бы мы занимались этим, ты бы ни на секунду не подумала, что я обручен с другой.
