– Мои извинения. – Тирман склонила голову. – Я не хотела оскорбить.
В самом деле? Я так закатила глаза, что удивилась, как они там не застряли.
– Надеюсь, мы придем к соглашению, – сказала она. – Веришь или нет, но кровопролитие мне неприятно. Это… расточительство. Поэтому большая часть моего войска осталась позади – как знак доброй воли. Надеюсь, ты меня выслушаешь.
– Не похоже, что у меня есть выбор. Поэтому давай, говори.
Герцогиня услышала высокомерие в его тоне, и ее челюсть напряглась.
– У тебя есть то, что принадлежит нам. Мы хотим это вернуть. Отдай нам Деву.
Принадлежу им? Это? Мне пришлось призвать всю силу воли, чтобы не поднять лук и не пустить стрелу с кровокамнем прямо ей в рот.
– Отдай нам Деву, и мы оставим эту яму с костями нетронутой, чтобы вы могли вернуться в остатки вашего некогда великого королевства.
Если ее слова выражают общее мнение Вознесшихся, то они и правда понятия не имеют, против чего выступили. Какая гроза обрушится на них, если с принцем Атлантии что-то случится.
– А если я так сделаю, вы просто уйдете? И оставите в покое меня и моих людей?
– Пока что? Да. Ты слишком ценен, чтобы убивать тебя, если можно просто взять в плен, но сейчас наш приоритет – Дева. – Ее непроницаемо черные глаза не отражали света. – Позже у нас еще будут возможности взять тебя в плен. Ты ведь вернешься. За своим братом, верно? Разве не для этого ты взял нашу Деву? Чтобы обменять ее на него?
Кастил застыл. Его молчание стало доказательством силы воли.
– Не люблю приносить дурные вести, но обмена не будет. Ты либо отдаешь ее нам, либо…
Кастил ничего не ответил, и герцогиня запрокинула голову, рассматривая парапеты.
– Пенеллаф? Она там, наверху? Я слышала, что вы стали… очень близки.
Кастил ничего не сказал, а я смотрела на нее, не позволяя себе слишком много размышлять о том, как она об этом узнала.
– Если ты там, Пенеллаф, пожалуйста, скажи что-нибудь, – позвала она. – Покажись. Знаю, ты, должно быть, теперь очень плохо думаешь о нас, о наших королеве и короле. Но я могу все объяснить. С нами ты будешь в безопасности, как и раньше. – Ее взгляд скользил мимо Кастила. – Я знаю, ты скучаешь по брату. Он знает о твоем плене, и он заболел от беспокойства. Я могу отвести тебя к нему.
Я чуть не шагнула вперед, чуть не открыла рот. Она знает, как до меня достучаться, но она также считает меня полной идиоткой, если думает, что это сработает.
– Ты знаешь, что случилось с последним Вознесшимся, который искал Деву? – спросил Кастил.
– Знаю, – ответила герцогиня Тирман. – Здесь такого не случится.
– Ты уверена? То, что ты ищешь, никогда вам не принадлежало.
– Вот здесь ты ошибаешься. Она принадлежит королеве.
Мое самообладание лопнуло. Не сдержавшись, я шагнула вперед к парапету и сказала:
– Я не принадлежу никому, а тем более ей.
Кастил медленно повернул ко мне голову и сказал негромко:
– Это не означает «держаться незаметно». На случай, если ты не знала.
– Прости, – прошептала я.
К герцогине Тирман вернулась натянутая улыбка.
– Вот ты где. Ты была там все это время. Почему же ничего не сказала раньше? – Она подняла руку. – Не нужно отвечать. Уверена, это из-за того, что тебе рассказали, но это очень пристрастный взгляд только одной стороны.
– Я слышала достаточно, чтобы знать правду, – ответила я. – А те, кто стоит за вашей спиной? Знают ли солдаты правду о том, кто вы? И кто такие король с королевой?
– Ты понятия не имеешь, кто такая королева Илеана, как не знает и фальшивый принц, что стоит рядом с тобой, – сказала она. – И ты ошибаешься, Пенеллаф. Ты принадлежишь королеве, как и первая Дева.
– Первая Дева? – вмешался Кастил. – Которую я предположительно убил, хотя никогда не встречал? Которая, вероятно, никогда не существовала?
– Возможно, я несколько преувеличила, когда сказала, что ты непосредственно виновен в ее участи, но первая Дева существовала, и она тоже принадлежала королеве. Как и ты, Пенеллаф. Как и твоя мать.
– Моя мать? – Мои пальцы натягивали тетиву лука, а стрелу я нацеливала вниз. – Моя мама была ее подругой. По крайней мере, мне так говорили.
– Твоя мать была гораздо больше чем подругой, – отозвалась герцогиня. – Я расскажу тебе все о ней – и о тебе.
– Она ничего не скажет, – возразил Кастил. – Вознесшиеся – мастера манипуляций.
– Знаю. – Я правда знаю. – Вы не можете сказать ничего такого, во что я поверю. Я знаю о Ритуале. Знаю, что случается с третьими сыновьями и дочерями. Знаю, как происходит Вознесение. Знаю, зачем вам нужна.
– Но знаешь ли ты, что твоя мать была дочерью королевы Илеаны? Что ты – внучка королевы? Что поэтому ты стала Девой. Избранной.
Я резко выдохнула.
– Ты даже лгать не умеешь, – рявкнул Кастил. – Такое невозможно. Вознесшиеся не могут иметь детей.
Герцогиня склонила голову набок.
– Кто сказал, что королева Илеана – Вознесшаяся?
– Это утверждают все Вознесшиеся в Солисе. Так написано в ваших книгах по истории, – заметила я. – Сама королева называет себя Вознесшейся. Вы серьезно пытаетесь доказать, что она не та, кем является? Она же не стареет? Не выходит на солнце?
– Это все была ложь, чтобы скрыть правду, защитить твою мать и тебя, – ответила герцогиня.
– Защитить? – Я хрипло рассмеялась. – Вот как называется то, что меня держали взаперти? Заставляли носить вуаль, запрещали разговаривать, есть, гулять без позволения? Вот что делал герцог, когда бил меня палкой по спине просто потому, что я слишком громко дышала или отвечала не так, как ему бы хотелось? Когда он лапал меня? Когда позволял другим делать это?
Кастил напрягся еще сильнее. Меня затопил гнев, и я чуть не подняла лук, чуть не выпустила стрелу.
– Вот как вы и королева защищали меня? Не говорите, что не знали. Вы знали и позволяли это.
Фарфоровое лицо герцогини Тирман стало жестким.
– Я делала что могла и когда могла. Если бы его не постигла печальная участь от рук того, кто стоит рядом с тобой, это сделала бы королева, как только узнала бы об этом.
– Вы хотите сказать, моя бабушка? Которая послала за мной лорда Чейни? Который укусил меня? – возмутилась я. – Который, скорее всего, убил бы меня?
– Я этого не знала, – возразила она. – Но я могу объяснить…
– Заткнись. – Мне надоела она, надоела их ложь. – Просто заткнись. Ты не можешь ни сказать, ни сделать ничего, что заставит меня поверить тебе. Так что делай то, зачем сюда приехала, Джасинда.
