– Когда родители узнали о твоих способностях? Или когда ты впервые о них узнала?
– Не могу назвать точный возраст, но это было до того, как мы покинули столицу. Не знаю, было ли тогда известно Вознесшимся о моем даре.
– У тебя есть брат? – спросил Аластир, и Кастил повернул к нему голову. – Он тебе полностью родной?
– Я так думаю, – ответила я. Наверное, ему кто-то рассказал о Йене, или же он узнал о нем, еще когда впервые услышал обо мне. – Но если он, как и я, наполовину атлантианец, то почему ему позволили стать Вознесшимся?
Аластир перевел взгляд на Кастила.
– А ты уверен, что он Вознесшийся?
– Уверен, насколько это возможно, не видя Вознесение лично.
На лице Аластира появилось задумчивое выражение.
– Маловероятно, что его вознесли бы, если он имеет атлантианское происхождение, но… случаются и более странные вещи.
Он окинул меня взглядом и опять повернулся к Кастилу.
– Она проявила еще какие-то эмпатические способности?
Кастил покачал головой, и я предположила, что Аластир имел в виду способности воинов-эмпатов обращать эмоции против людей.
– Но почему они боятся? – спросила я. – Они же видели, как я помогала первому раненому.
– Люди, даже те, что жили в Солисе, могут опасаться того, что не видели раньше и чего не понимают, – объяснил Кастил.
До меня дошло, что, наверное, именно из-за такой реакции он не хотел, чтобы я отправилась им помогать.
– Самые старые жители Атлантии, пережившие войну, вспомнят эмпатов. – Аластир взялся за спинку кресла и помолчал. – И это может быть проблемой. Уверен, вы видели то проклятое дерево во дворе. Боги послали предостережение.
– Да брось, Аластир, с каких пор ты стал таким фаталистом? – с раздражением сказал Кастил. – Знамение не обязательно означает предостережение. Перемены могут быть как к лучшему, так и к худшему. И в обоих случаях не имеют к ней никакого отношения.
Абсолютно верное замечание – предзнаменование не имеет ко мне никакого отношения. Нелепо предполагать иное. Я скрестила руки.
– А почему может стать проблемой то, что самые старые атлантианцы помнят воинов?
– Ты не имеешь никакого отношения к этому знамению. Грядущие великие перемены не обязательно означают что-то плохое. – Кастил шире расставил ноги. – Способностей воинов-эмпатов боятся главным образом потому, что от них мало что можно было скрыть. И среди всех кровных линий они были ближе всех к божествам.
Аластир выгнул бровь и добавил:
– И потому что они могли вытягивать энергию помимо эмоций. И могли таким образом подпитываться от других. Их часто называли Пожирателями душ.
– Пожиратели душ? – Я застыла. – Но я такое не могу. Я не могу ничего брать от людей, которым помогаю. То есть не могу брать энергию или еще что-то, и я не могу усиливать страх.
– Я это знаю. Мы это знаем, – успокоил Кастил.
– Но они не знают. – Вольвен убрал руку с кресла и слегка улыбнулся мне. Улыбка не затронула его глаза. – Кастил прав. Нам просто нужно убедить людей, что ты не способна на то, что делали твои предки. И когда они тебя узнают, то больше не будут думать о небольшой доле твоих предков, которые могли насылать страх.
– Правда? – усомнилась я.
Аластир кивнул.
– Правда. Не стоит об этом переживать.
Я в самом деле надеюсь, что он прав. Поводов для переживаний у меня и без того предостаточно.
Он опять переключил внимание на Кастила.
– И не стоит с такой уверенностью утверждать, что знамение не относится к ней, к вам обоим. Вы собираетесь вступить в брак. Разве это не повлечет великие перемены?
Кастил задумчиво поднял брови.
– Что ж, тут ты прав.
Я прищурилась.
– Ты скоро уезжаешь? – спросил он.
Аластир кивнул, и Кастил взял меня за руку. Я удивилась легкости, с какой он это сделал. Похоже, это действие стало для него привычным. Для меня же каждый раз, когда он берет меня за руку, становится откровением.
– Счастливого пути, – сказал он. – Встретимся в Пределе Спессы.
– Счастливого пути и вам. – Аластир мягко положил руку мне на плечо. – Спасибо, что пришла помочь людям, даже если некоторые не поняли или не оценили.
Я кивнула, испытывая неловкость от его благодарности.
Мы расстались с Аластиром, и тот направился к выходу из пиршественного зала.
– Он уже уезжает в Предел Спессы?
– Пока ты отдыхала, я поговорил с Эмилем. Мы решили, что после случившегося будет лучше, если мы отправимся на восток небольшими группами, чтобы не привлекать внимания.
– Это разумно, – проговорила я. – Ты в самом деле думаешь, что знамение имеет отношение к нашему браку?
– Могло бы.
Мы находились среди людей, поэтому я не стала указывать на то, что брак не настоящий и потому не будет предвещать никаких великих перемен.
Разве что наш план сработает. Тогда точно грядут великие перемены.
Мои мысли опять перенеслись к событиям в комнате с ранеными. Хочется рассеять маслянистое ощущение, которое все еще держится на коже.
– Мать раненой сказала то же, что и женщина в «Красной жемчужине». Что я вторая дочь, но не в том смысле, в каком думаю.
Я оглянулась. Аластир уже подошел к двери. Бедняга по-прежнему выглядел так, словно его сбил с ног ветер.
– Тогда я ничего не поняла, но теперь мне кажется, что имелось в виду второе поколение.
– Что за женщина из «Красной жемчужины»?
– Ну ясно же: которая отправила меня в комнату, где был ты.
Он сдвинул брови, уставившись на меня.
– Понятия не имею, о какой женщине ты говоришь.
– В самом деле? – сухо отозвалась я. – Та, которой ты велел прислать меня в твою комнату. Я думаю, она ясновидящая – перевертыш.
– Я не просил никаких женщин присылать тебя в ту комнату, тем более перевертыша. Я узнал тебя в тот момент, когда снял с тебя капюшон, но никого не просил присылать тебя ко мне.
Я изумленно уставилась на него.
– Серьезно?
– Зачем мне лгать о таком? Я уже говорил, что той ночью знал, кто ты.
– Тогда как?..
Я осеклась, когда Кастил резко повернул налево, толкнул дверь и втянул меня в комнатку, где пахло землей и травами. Дверь со щелчком захлопнулась за нами. Я огляделась: жестянки с овощами, горы картофеля и мешочки с сушеным травами.
– Ты затащил меня в кладовку?
– Да.
Кастил опустил подбородок и шагнул ко мне. Темные волосы упали на лоб.
