Притворяться, что я еще не поскользнулась.
Его рука ослабла, но я по-прежнему прижата к нему, а мое сердце бьется так быстро, что я удивлюсь, если он его не слышит. Каждый вдох опалял мои легкие. Он еще спит? Я осторожно подняла щеку.
Его голова немного отвернута от меня. На лоб падали темные волны волос. Брови и изгиб челюсти расслаблены. Густые ресницы прикрывали глаза, губы разомкнуты, а грудь продолжает подниматься и опадать вместе с глубоким, ровным дыханием.
Не в силах отвести взгляд, я любовалась тем, каким безмятежным, юным и уязвимым выглядит Кастил во сне. Видя его таким, я никогда бы не подумала, что ему больше двухсот лет и что он способен на жестокие, беспощадные поступки.
Я рассматривала его черты, остановившись на полных губах. Когда я впервые увидела его, мне следовало понять, что он не смертный. С ним никто не мог сравниться. По крайней мере, никто в королевстве Солис – даже самые прекрасные Вознесшиеся. Так почему он захотел меня? Почему по-прежнему хочет меня? Но в ту ночь, когда он помог заменить панику и страх от кошмара чем-то хорошим и желанным, он не искал никакого удовольствия для себя. Не означает ли это, что он… больше меня не хочет?
Эти вопросы проистекли не из пустяковой неуверенности, которую я всеми силами старалась скрывать, а из чистой логики. Я знаю, как выглядит половина моего лица. И знаю, какой люди видят другую половину. Мало кто счел бы меня несомненно привлекательной, хотя, как я слышала, некоторые утверждают, будто привлекательность не всегда вызывается физическими достоинствами. Но я не уверена, что это правда. У меня мало опыта в таких вопросах. Однажды королева Илеана сказала мне, что красота кроется не в прямых и ровных линиях. Она показала Звезду – бриллиант из тех, что высоко ценятся во всем королевстве из-за редкости и серебристого блеска.
«Самые прекрасные предметы часто имеют зазубренные и неровные очертания и царапины, что усиливает их красоту самым замысловатым образом, который ни наши глаза, ни наш разум не может определить или постичь хотя бы в малой степени, – сказала королева, поворачивая в руках бриллиант, отражающий свет в неровных углублениях и вершинах. – Без этих изъянов они были бы самыми обычными и заурядными, как все другие ровно ограненные бриллианты, которые можно встретить повсюду. Красота, мое милое дитя, часто изломана и зазубрена и всегда неожиданна».
Не уверена, что сказанное справедливо и в отношении людей. Похоже, что все-таки нет, поскольку Кастил весь состоит из ровных, прямых линий, и он великолепен.
Неважно, почему он хотел меня и как мог хотеть, если есть другие с такими же ровными, прямыми линиями. Важно то, что я глазею на него, пока он спит, и это не очень-то хорошо.
Я отвела взгляд и прикусила губу, решив, что это будет очень похоже на то, как срывают повязку с раны. Просто нужно двигаться. Сделать все быстро и надеяться, что он не проснется, пока я не поправлю дурацкий халат и пока Кастил не поймет, что я спала на нем. Я начала отстраняться…
Внезапно он зашевелился. У меня не было времени отреагировать. С поразительной быстротой он перекатил меня под себя, а его рука сомкнулась на моем горле. Я ахнула от потрясения.
Зрачки его глаз так расширены, что вокруг них светится лишь тонкая янтарная полоска. Он оскалился, обнажив острые, слегка удлиненные клыки. Низкое звериное рычание вырвалось из него и прокатилось по мне.
– Кастил! – Я попыталась освободиться от руки, держащей меня за горло. – Что с тобой?
Рука на моей шее сжалась, выдавив из меня хриплый выдох. Инстинкт взял верх, прорвавшись сквозь удивление, и я замахнулась кулаком, собираясь обрушить его на руку Кастила и вырваться. Этого не произошло.
Он перехватил мою руку и прижал к постели. Я напряглась, но его рука была словно из стали. Подняв левую руку, я вцепилась в его волосы и сильно дернула, откинув его голову назад.
– Отпусти меня!
От звука, который он издал, по моей коже побежали мурашки, а он легко переборол меня и опять опустил голову.
Теперь в его глазах не видно янтаря, и он смотрит на меня… так, будто не знает, кто я. Будто не видит меня.
У меня остановилось сердце. Что-то… что-то не так.
– Кастил?
Единственным ответом было ворчание, как у крупного дикого животного, загнанного в угол, а взгляд этих почти черных глаз двинулся по мне вниз. Похоже, он не узнал ни свое имя, ни меня.
Я тотчас вспомнила, что он мне говорил. У него бывают кошмары, и иногда он просыпается, не понимая, где он. Должно быть, это сейчас и происходит.
Я заставила сердце биться ровнее.
– Кастил, это я…
Раскатистое ворчание раздалось снова. Он резко вдохнул, раздувая ноздри. В бездну скромность. Плевать, что у меня открыто все ниже пояса, если он во власти ночного кошмара или еще какой-то напасти. У меня зародилось ужасное подозрение, что я вот-вот превращусь в завтрак.
Вспомнив, что засунула кинжал под подушку, я потянулась назад и схватила рукоятку, а Кастил переместился на мне и, убрав руку с горла, обхватил мой бок…
Я почувствовала изгиб его подбородка внизу своего живота, и меня охватила паника. О боги, что он делает? Я выхватила клинок и села, насколько получилось, когда другая рука по-прежнему придавлена к кровати его рукой. Я прижала кинжал к его шее.
Он, похоже, ничего не заметил, и его теплое дыхание опустилось ниже. Напряжение сжало мою грудь и закрутилось ниже – неожиданное и безумное. Потому что он…
О боги.
Не имеет значения, что я подумала. Как и бесстыдный трепет, охвативший меня. И то, как напряглось мое тело, когда его дыхание приблизилось к моим бедрам. Из его горла опять вырвалось рычание, на этот раз другое, более глубокое и хриплое.
– Не знаю, что с тобой, Кастил, но ты должен меня отпустить. – Я прижала клинок к его шее. – Или придется выяснить, что случится с атлантианцем, если ему перерезать горло.
Похоже, это привлекло его внимание, потому что он замер и поднял взгляд. Меня потрясли эти полностью черные глаза. Я заставила руку не дрожать. Если он решит напасть, я мало что смогу сделать, чтобы его остановить. Могу порезать его до крови, если будет возможность; может, даже сделать хуже.
– Слезь с меня, – приказала я. – Сейчас же.
Он был абсолютно неподвижен, глядя на меня как хищник, заметивший добычу и готовый прыгнуть. Я напряглась, а мой дар ожил и вырвался сам по себе, как случалось в толпе, бурлящей эмоциями. Его никак нельзя было удержать. Протянулась связь, и в меня хлынули чувства Кастила, волна… мучительной тьмы и ненасытного голода. Я не раз чувствовала себя так, когда герцог Тирман бывал расстроен тем, что я сделала или не сделала, и не давал мне есть, пока я не усвою урок. Самое долгое наказание длилось три дня, и тогда голод скручивал нутро в болезненной потребности. Но я почувствовала от Кастила не только это. Из-под ощущений полной пустоты пробились ароматы насыщенных темных специй, которые окутали мой рот и зажгли внутри огонь.
