– Вот гады, – проворчал Нейлл.
Я увидела, что он смотрит на свою руку.
– Ты в порядке? – крикнула я, а Кастил развернул Сетти в сторону и наклонился, защищая меня своим телом.
– Пустяковая царапина, – прорычал атлантианец, оскалив клыки. – Чего не могу сказать об этих дохлых ублюдках.
Я повернулась в седле и увидела бронзовые маски.
Незримые.
На дороге стояли десятки Незримых: некоторые с луками, другие с мечами. Гирмы. Кожа их обнаженных торсов была сероватого оттенка, как у существ, которые никогда не жили.
А потом на мощеной дороге и в зарослях тростника появились вольвены и бросились на Незримых, которые держали луки. Острые зубы вонзились в глотки, и крики резко оборвались. Нейлл пронесся мимо нас, втыкая меч в грудь гирма, а Вонетта перепрыгнула через упавшего Незримого и врезалась в спину другого. Нескольким гирмам удалось обойти вольвенов, и они бежали к нам. Эмиль обогнал нас и швырнул кинжал. Клинок воткнулся в маску, и Незримый упал навзничь. У меня не было времени анализировать происходящее, то, что Незримые по-прежнему одержимы идеей не допустить меня к короне.
Как и обещал Аластир, и как показали события в Бухте Сэйона, с его смертью ничего не закончилось.
– Держись.
Кастил резко повернулся и, пока я держалась за седло, соскочил с Сетти. Он приземлился, даже не споткнувшись, снял меня с коня и пригнул к земле, удерживая за шею.
– Убей сколько сможешь.
Его рот накрыл мой в быстром и грубом поцелуе – столкновении языков.
В тот же миг, когда он меня отпустил, я выхватила вольвенский кинжал и развернулась. Киеран уводил Сетти и Бурю с дороги – надеюсь, в безопасное место.
Отцепив короткие мечи, Кастил вышел вперед.
– Уроды, вы помешали очень милой беседе. – Он наклонился в сторону так быстро, что нацеленная в него стрела пролетела мимо, не причинив вреда. – И это было очень бестактно.
С кинжалом в руке я ринулась к ближайшему гирму. Пригнулась, когда он замахнулся мечом. Выскочила за спиной твари и вонзила клинок глубоко в спину, а затем отскочила назад, подальше от неизбежного мерзкого хлопка. Я повернулась на месте. Делано сносил мечом голову гирма. Из-за деревьев с оружием наперевес выскочил Незримый. Подождав, я бросилась вперед и ударила его в колено. Затрещала кость, нога подогнулась. Он приглушено вскрикнул, а я развернулась и всадила кинжал ему в шею сбоку, а затем выдернула смертоносно острый клинок. Он завалился вперед. Я окинула взглядом тех, что еще стояли на ногах, и не увидела никого в серебряной маске или с цепью из костей.
Стало ясно, что они не намерены были брать меня живой.
Из-за деревьев выскочил кто-то еще. Не гирм, а кто-то более умный. Метнувшись налево, а затем направо, он замахнулся мечом, и я отскочила в сторону. Клинок врезался в ближайшее дерево.
– Если я перепачкаю кровью новую одежду, – предупредила я, бросаясь вперед и вонзая кинжал в грудь противника, – я очень расстроюсь.
– Я достану тебе новую, – пообещал Кастил, хватая за плечо Незримого и втыкая меч ему в живот.
Я отпрыгнула назад.
– Но мне нравится эта туника.
– Вот дерьмо, – проворчал Эмиль в нескольких футах от нас, глядя на лес.
Я развернулась, и у меня упало сердце. Из густых теней под деревьями вышли по крайней мере две дюжины нападающих: половина – Незримые и половина – гирмы. Вольвены и остальные наши спутники быстро расправлялись с теми, что стояли на дороге, но подоспели новые, и один из наших, похоже, оказался ранен, а то и хуже.
Я этого не хотела.
Позже у меня будет время удивляться, как Незримые узнали, что мы поедем по этой дороге в Эваемон. И я, наверное, задумаюсь о том, как легко и быстро решилась обратиться к силе, нарастающей в груди. О том, как не перестала бояться, что не смогу себя контролировать. Я просто отреагировала, позволив инстинкту вести меня.
Может, позже я подумаю о разговоре с Кастилом, когда сказала, что дала бы второй шанс тем, кто выступил против меня, но сейчас поступала совершенно противоположным образом.
Однако эти люди и существа пытались убить меня, так что, возможно, я не буду потом задумываться.
Я широко открыла чутье и выпустила обратное проявление моего дара – то, что забирает, а не дает жизнь. Насколько я понимала, это было как исцелять, только наоборот. Моя кожа начала вибрировать, а в горле появился металлический привкус. Ко мне хлынули горячий, едкий, обжигающий гнев от Незримых и абсолютное, пугающее ничто от гирмов. Я взяла их – ненависть и пустоту, впустила в свои вены, и они перетекли в грудь, где соединились с итером. Я ощутила, как земля подо мной слегка дрожит, и перевела взгляд на противников в масках. Все мои чувства преисполнились первозданной мощью богов.
Моя плоть заискрилась.
С кожи сорвались серебристо-белые угольки. Краем глаза я заметила, как Кастил шагнул назад, а вольвены отступили.
– Возьми их, девочка.
Я улыбнулась, и от меня потянулись растрепанные сверкающие нити. Кто-то ахнул – видимо, Незримый. Блестящая паутина света поползла от меня по земле сетью расходящихся прожилок. Несколько Незримых развернулись и пустились в бегство, но у них ничего не выйдет. Я об этом позабочусь.
Мысленно я увидела, как паутина света накрывает Незримых и гирмов, ломая и круша тела, а оружие падает из их рук на землю. Сосредоточившись на этом образе, я взяла всю ненависть, страх и пустоту из своей груди и направила их обратно по множеству нитей.
Над деревьями пронесся порыв силы, встряхнув листву, часть которой осыпалась. Паутины света поднялись и упали на Незримых и гирмов – и тех, что стояли на дороге, и ринувшихся к нам, и даже на тех, которые убегали.
С грохотом ломались кости, отрывались руки и ноги, изгибались спины. Нечеловеческие существа рухнули и рассыпались в пыль. Один за другим враги ломались или распадались на части, пока не превратились в трупы на земле, а затем я представила, как останки становятся пеплом, смешанным с грязью.
Мне показалось, что не стоит оставлять трупы.
Серебристо-белое пламя занялось над изломанными телами, поглотило их и угасло, пока не остался лишь пепел. Серебристая сеть дрожала в одном ритме с пульсирующей во мне древней необузданной силой.
– Поппи.
В воздухе трещали электрические разряды. Я повернула голову к Кастилу, который стоял на дороге, вскинув голову. От него исходила не едкая кислота и не пустота, а нечто теплое, пылкое, пряное и сладкое.
– Это было невероятно горячо, – заявил он.
У меня вырвался сиплый смешок. Его замечание – извращенное и неправильное – помогло мне втянуть всю силу обратно. Я представила, как мерцающая паутина тускнеет, и когда она пропала, закрыла чутье, а серебристо-белое свечение на моей коже погасло.
