Я опять посмотрела в зеркало и увидела знакомое лицо, которое стало чуть-чуть незнакомым. В своем сердце я чувствовала себя собой… и надеялась, что это не изменится.
Глава 16
– Идем, – повторил Кастил, беря меня за руку. – Дай мне тебя осмотреть.
– Я же сказала, что в порядке.
Он увел меня от зеркала обратно в спальню.
– А я сказал, чтобы ты прекратила это твердить, когда я знаю, что ты не в порядке.
– Я даже не чувствую синяков, о которых ты говорил, – заявила я, пока он подводил меня к кровати.
Его глаза цвета охры уловили мой взгляд.
– Я знаю, что есть раны, невидимые глазу, и хочу, чтобы ты перестала скрывать их от меня.
Я закрыла рот.
– Думаю, нам много о чем нужно поговорить. – Он взялся за подол моей туники и потянул вверх. – Но есть кое-что по-настоящему важное, о чем нужно поговорить прежде, чем обсуждать что-то другое.
Он жестом велел мне поднять руки, и я подчинилась. Мои голые руки обдуло прохладным воздухом. Кастил отбросил тунику. Простая нижняя рубашка, оставшаяся на мне, была гораздо тоньше и больше подходила к местному климату, но эти тонкие бретельки и почти прозрачный облегающий лиф мало что скрывали.
Кастил провел пальцем по бретельке, впившись в нее взглядом, и просунул палец под тонкую ткань.
– Эти нелепые, тоненькие бретельки…
Он прикусил кончиками клыков нижнюю губу.
– Ты об этом хотел поговорить?
Мою кожу начало покалывать, когда он провел пальцем по лифу, по моим округлостям. Соски напряглись и затвердели. Кастил посмотрел мне в глаза.
– Эти бретельки очень важны и страшно отвлекают, но обсудить нужно не их, – ответил он. – Садись, Поппи. Я знаю, что ты вымоталась.
Я опустила взгляд на мои запыленные штаны.
– Я испачкаю кровать.
– Тогда тебе придется снять штаны.
Я вскинула брови.
– Пытаешься раздеть меня?
– Поппи, – промурлыкал он, убирая мне за плечо пряди волос. – Когда я не пытался раздеть тебя?
Я мягко рассмеялась.
– Сложно поспорить.
Я взялась за пуговицы на штанах, зная, что он дразнится и наслаждается этим – и доволен, что я по-прежнему получаю от этого удовольствие, несмотря на все произошедшее. Я расстегнула пуговицы.
– Сапоги, – напомнил он. – Вот. Держись за мои плечи.
Кастил опустился на колени передо мной, его вид сводил меня с ума – широкие плечи; спутанная копна волос с выбившимися локонами, падающими на лоб; бахрома густых ресниц. Он красивый. Смелый. Умный. Добрый и принимающий. Безжалостный.
И он мой.
Я положила чуть дрожащие руки ему на плечи, чтобы не упасть, а он быстро снял с меня сапоги. Штаны последовали за ними, и вот я стояла перед ним в одной нижней рубашке, едва прикрывающей бедра.
Кастил остался на месте, его взгляд поднялся по моим ногам, задержавшись не на старых шрамах, полученных в ночь нападения Жаждущих, а на тусклых синяках, которые взялись боги знают откуда. Затем он осмотрел меня всю – руки, груди, лицо.
Его глаза цвета покрытого льдом янтаря встретились с моими.
– Если кто-то из тех, кто причинил тебе хоть одну секунду боли, еще дышит, я разорву его на части, буду отрывать кусок за куском. Я надеюсь, что смерть, которую ты им принесла, была медленной и мучительной.
– Для большинства она не была медленной. – Мне вспомнилось, как они схватились за головы и кричали, а их тела корчились. – Но для всех – мучительной.
– Хорошо. – Он не отводил взгляда. – Ни на одну секунду не поддавайся чувству вины или жалости. Никто из них – а в особенности Аластир – этого не заслуживает.
Я кивнула.
– Обещаю, что если в этом еще кто-то замешан, эти люди будут найдены, и они заплатят. То же самое произойдет с любым, кто посмеет тебе угрожать. Кем бы он ни был.
Он говорил серьезно, и интуиция подсказывала, что никто не станет исключением. Даже его родители.
– И я пообещаю то же самое тебе. Я никому не позволю тебе навредить, – поклялась я, и мое сердце гулко заколотилось.
– Знаю.
Кастил взял меня за руки и потянул вниз, усаживая на край мягкой кровати. Наступило молчание.
– Я ведь твой муж, верно? – спросил он, сидя на корточках.
Я подняла брови, не ожидая такого вопроса.
– Да?
– Так вот, я мало что знаю о том, как быть мужем. – Он положил руки мне на колени, и я понятия не имела, к чему он клонит. – Знаешь, что вырезано на наших кольцах?
Я покачала головой.
– Это на старом атлантианском. На обоих одно и то же. «Навечно и навсегда». Это про нас.
– Да, – прошептала я, и мое горло сжалось. – Про нас.
– Конечно, у меня нет никакого опыта по части брака, но как бы там ни было, ты моя жена. Это значит, что мы больше не притворяемся, правильно? Что, навечно и навсегда, у нас все по-настоящему.
– Да, – кивнула я.
– Ни в чем не притворяемся. Даже когда ты не хочешь меня волновать. Я знаю, что ты сильная и невероятно выносливая, но ты не должна всегда быть сильной со мной. Это нормально, если ты не порядке, когда ты со мной.
У меня перехватило дыхание.
– Это моя обязанность как мужа убедиться, что ты чувствуешь себя в достаточной безопасности, чтобы вести себя естественно. Поппи, ты не должна притворяться, что ты в порядке после всего что случилось.
О…
О боги.
От его слов я не выдержала. Слезы подступили к горлу и навернулись на глаза. Я сделала единственный возможный взрослый поступок – шлепнула себя по лицу.
– Поппи, – прошептал Кастил, обхватывая мои запястья. – Судя по звуку, это больно.
– Да. – Мой голос прозвучал приглушенно. – Я не хочу плакать.
– А если бить себя по лицу, это поможет?
– Нет, – рассмеялась я.
Мои плечи дрожали, а ресницы стали мокрыми от слез.
– Я не хотел, чтобы ты плакала.
Он слегка потянул мои руки.
Я не отвела их от лица.
– Тогда не говори такие невероятно добрые слова поддержки.
– А ты бы предпочла, чтобы я сказал что-то злое и неподдерживающее?
– Да.
– Поппи, – протяжно произнес он мое имя, убирая мои руки от лица, и одарил меня кривой усмешкой, которая делала его лицо таким юным. – Плакать – это нормально. Нормально быть уязвимой. Это, наверное, самое худшее на свете возвращение домой. Последняя неделя была отвратительной, без всяких шуток.
