Мы встретимся с его родителями.
Но сначала нужно выбраться из постели, что ни один из нас не спешил делать. Кастил играл моими волосами, и мы болтали о том, что я видела вчера. Я довольно поэтично описывала замороженный десерт, который мне довелось попробовать.
Мы ненадолго замолчали, и я стала убеждать себя, что давно пора вставать. В этот момент Кастил спросил:
– Когда ты исцелила вчера девочку, ты не заметила какого-нибудь изменения в своих способностях?
– Вообще-то нет, – ответила я, выписывая на его груди восьмерки. – Ну, я не уверена. Когда исцеляла раны Беккета, мне не нужно было думать об этом. Исцеление произошло само собой. Но на этот раз мне пришлось сделать то, что обычно делала раньше.
– Думать о счастливых моментах? – Он накручивал на палец прядь волос.
– Да. Я вспоминала нашу свадьбу. – Я подняла голову и положила подбородок ему на грудь. Он ласково улыбнулся. – И думала, как несправедливо, что девочка умирает, и я…
– Что?
Я прикусила губу.
– Это покажется глупым, но, держа руки на девочке, я думала, что еще не поздно – что она будет жить.
Он окинул взглядом мое лицо.
– Ты знала, что она уже умерла?
– Я…
Я начала отрицать, но остановилась, вспомнив, что сказал Кастил вчера утром. Я больше не могла позволить себе отрицать. Он говорил о короне, но та же логика была применима и здесь.
– Я не могла с определенностью сказать, что девочка умерла, но она была к этому близка.
Он медленно раскрутил прядь моих волос.
– Тогда ты либо силой воли оставила ее душу, либо вернула ее к жизни, Поппи.
Сердце забилось быстрее.
– Мне это трудно принять, но, думаю, да. – Я поднялась на колени, и волосы окутали мои плечи. – Логично, что я могу это делать, если учесть, кто такой Никтос, но это…
– Чудесно. – Он осторожно высвободил руку из моих волос.
– Я собиралась сказать «тревожно».
Он сдвинул брови.
– Ты дала ребенку второй шанс. Разве это не изумительно?
Я посмотрела на руки, не зная, как выразить мысли.
– Просто эта способность… такая мощная в пугающем смысле.
– Объясни.
Я со вздохом покачала головой.
– Знаю, люди, видевшие, что случилось вчера, приняли меня за божество…
– Полагаю, они приняли тебя за богиню, – возразил он. – Между божеством и богиней есть разница.
– Ладно. Они приняли меня за богиню. Но мы оба знаем, что это не так, – отметила я, а он поднял бровь. Я закатила глаза. – В любом случае, поступать так – все равно что играть в бога. Похоже, это способность, которой можно злоупотребить, даже не сознавая этого – конечно, если я вообще смогу это повторить.
Он некоторое время молчал.
– Ты думаешь, что ее время пришло, а ты вмешалась?
Я застыла.
– Поверить не могу, что для такого юного создания могло прийти время отправляться в Долину. Я этого вообще не думала.
– И я тоже. – Он похлопал по моей руке. – Но ты волнуешься, что можешь вмешаться в судьбу того, чье время пришло? Потому что если кто-то страдает от боли и умирает, ты не сможешь стоять сложив руки.
Он изучил меня слишком хорошо.
– Откуда ты знаешь, когда чье-то время пришло? – спросила я и рассмеялась абсурдности вопроса. – Как может кто-то из нас знать?
– Мы не знаем. – Он встретил мой взгляд. – Все, что мы можем сделать, – так это то, что кажется правильным. Ты чувствовала, что правильно спасти девочку. Но, может, в другой раз спасение не будет казаться правильным.
Я не могла представить случай, когда помощь не будет казаться правильной, но таким вопросам придется подождать. Нам нужно подготовиться к предстоящему дню.
Когда я одевалась, во мне бурлила нервная энергия, не имеющая никакого отношения к нашему разговору. Я надела черные штаны и свободную тунику без рукавов, цвет которой напомнил волосы Джаспера. Для меня стало сюрпризом, что туника застегивается изящной серебряной цепочкой, и я надеялась, что там она и останется до конца дня. Последнее, что мне нужно, – выставить напоказ практически прозрачную нижнюю рубашку.
Хотя если вспомнить, в каком виде я в прошлый раз предстала перед отцом Кастила, это, наверное, не будет таким уж потрясением.
Но я хотела, чтобы между мной и родителями Кастила все прошло гладко, потому что в противном случае дальнейшие отношения Кастила с его родителями будут тернистыми.
Когда я вышла к нему в гостиную, он подошел ко мне и запустил пальцы в мои волосы.
– Твои волосы нравятся мне такими, – прошептал он. – Я начинаю думать, что ты распускаешь их, потому что знаешь, как меня это отвлекает.
Я усмехнулась, и моя нервозность немного улеглась.
– Возможно, – согласилась я, хотя оставила их распущенными, потому что знала, как ему это нравится.
И потому что много лет мне приходилось зачесывать их назад и поднимать вверх.
Мы вышли из комнаты.
– Ты все еще хочешь перед отъездом повидаться с Кирой? – спросил он.
Я кивнула. Я говорила утром, что хочу поблагодарить ее за одежду и гостеприимство перед тем, как мы отправимся на встречу с королевой и королем Атлантии. Кастил уже отправил сообщение о нашем визите. Держась за руки, мы вышли в крытый переход, где потолочные вентиляторы разносили аромат корицы и чеснока, которые долетали из открытых окон, выходящих на тропинку.
Если бы не поблекшие маслянистые пятна на дорожке и темнеющая почва через каждые пару ярдов, было бы трудно представить, что две ночи назад здесь побывали те безликие твари. Но они приходили, и мы с Кастилом приготовились на случай, если гирмы появятся снова. Я спрятала под туникой вольвенский кинжал, а Кастил прикрепил к поясу два коротких меча. И мы были не одни.
По верху окружающей двор стены, следя за нами, бродил вольвен с мехом таким же черным, как воды Стигийского залива. У меня сложилось впечатление, что это не единственный вольвен, присматривающий за нами. Мы вышли из перехода на извилистую тропинку, вдоль которой росли высокие пальмы. Веерообразные листья защищали от солнца позднего утра. Некоторые участки стен и землю в саду укутывали перепутанные вьющиеся побеги, усеянные яркими розовыми и фиолетовыми цветками. Сад ничем не походил на пышные сады Масадонии, но мне понравилась его простая, естественная красота. И меня не покидало ощущение, что сколько раз ни пройдешь по этим тропинкам, всегда увидишь среди листвы что-то новое.
Мы завернули за угол, и впереди показалось патио из серого камня. Большую яму для костра окружали каменные скамьи и деревянные табуреты. На патио выходила дверь в просторную, залитую солнцем комнату.
