– Кроме того, Малек был самым старым божеством. – Отец Кастила наклонился вперед, потирая ладонью правое колено. – Остальные были детьми правнуков, рожденных от богов.
Значит, если у нас с Кастилом родятся дети, они будут… как божества, которые когда-то правили Атлантией. Может, чуть слабее, учитывая, что Кастил первичный, но… все равно сильными.
Сейчас я даже думать об этом не могла.
– Но у Никтоса было двое детей, – сказала я, вспомнив изображение двух больших серых кошек. – У них был только один ребенок?
Она кивнула.
– Я по-прежнему не понимаю, как Малек мог стать ее отцом, – заявил Киеран, и я была с ним согласна.
– Где погребен Малек? – поинтересовался Кастил.
Его мать подошла к мужу.
– Не знаю, как эта местность называется сейчас, с тех пор страна сильно изменилась. Но найти его нетрудно. На земле, где он погребен, растут деревья цвета крови, подобные тому, что выросло в Покоях Никтоса, и тем, что теперь распространились по горам Скотос.
Я ахнула.
– Кровавый лес за Масадонией.
Кастил взглянул на меня, потом на Киерана.
– Знаете, что меня всегда удивляло? Почему Кровавая Корона отправила тебя в Масадонию, хотя в столице тебе было бы гораздо безопаснее.
Меня это тоже удивляло.
– Ее кровь была бы слишком большим соблазном для Вознесшихся, поэтому ее отвезли к тем, кому корона доверяла, – ответил его отец, и меня затошнило.
– Решения Кровавой Короны вызывают у меня сильные сомнения, – сказал Кастил, поглаживая мою ладонь. – Если они доверяли Тирманам, это говорит о поразительной неосведомленности.
– Но они никогда не кормились от меня, – возразила я. – Насколько я помню.
– Да, зато они над тобой измывались, – сурово напомнил он. – На мой взгляд, разница небольшая.
– Мне жаль это слышать, – произнесла королева Элоана, опуская наполовину пустой стакан на столик рядом с диваном.
– Я… – Мой желудок запротестовал сильнее, когда мне кое-что пришло в голову. – Возможно ли, что Илеана или Джалара узнали, где погребен Малек?
Король Валин глубоко вздохнул, и я еще сильнее напряглась.
– Полагаю, возможно. Это единственное правдоподобное объяснение тому, как Малек оказался твоим отцом.
Я уставилась на них.
Пальцы Кастила замерли на моей руке.
– Ты намекаешь на то, что Вознесшиеся его подняли? Я никогда не слышал, чтобы они его упоминали.
– Им пришлось бы добраться до него прежде, чем он умер, – сказал его отец. – Но даже если ушло всего одно или два столетия на то, чтобы узнать, где он погребен, понадобилось бы очень много атлантианской крови, чтобы привести его в более-менее сознательное состояние. И даже тогда он был бы… не в своем уме. Сомневаюсь, что он оправился бы даже через сотни лет.
О боги.
Я прижала ладонь ко рту.
Этот намек был настолько ужасен, что я не могла говорить.
– Так когда вы заподозрили, что он восстал? – тихо спросил Кастил.
– Когда увидели ее в Покоях. Увидели то, о чем говорил нам Аластир, – ответила его мать. – Мы бы поговорили с тобой немедленно, но…
Но времени не было.
Во мне поднялась неуправляемая паника, мешая дышать. Я боролась с ней, а сердце бешено заколотилось в груди. Ничто из этого не меняло того, кем я была. Ничто из этого не меняло того, кем я стала. Это всего лишь имена и байки. Они – не я.
Дышать стало немного легче.
– Единственный способ узнать наверняка, восстал ли Малек, – это отправиться в Кровавый лес, – заявил Киеран. – А это практически невозможно, когда там рыщут Жаждущие и лес находится в глубине Солиса.
– И какой в этом смысл? – спросила я, взглянув на вольвена. – Это только подтвердит то, что мы уже знаем.
Чуть подумав, Киеран кивнул.
– А почему кровавые деревья? – спросила я родителей Кастила. – Почему они вырастают там, где пролилась моя кровь или где погребен Малек? Почему деревья в горах изменились?
– У деревьев Эйос когда-то была алая листва, – ответила королева Элоана. – Когда Атлантией правили божества. Они стали золотыми после свержения Малека.
– И мы думаем, когда Кастил тебя вознес, в тебе что-то изменилось. Возможно… открылись другие твои способности или замкнулся какой-то цикл, – объяснил король Валин. – В любом случае, мы полагаем, что деревья изменились, потому что теперь на престол претендует божество.
– Так… это не дурной знак? – спросила я.
На губах королевы Элоаны заиграла слабая улыбка. Она покачала головой.
– Нет. Они всегда символизировали кровь богов.
– И поэтому я не стала Вознесшейся? Из-за крови богов или потому что… я никогда не была смертной?
– Ты в самом деле никогда не была смертной, – подтвердил король Валин. – Кто твоя мать? Кем она была? Должно быть, она из первичных либо из другой линии, возможно, такой, которую мы считаем вымершей. И она должна быть старой – почти такой же старой, как Малек.
Я медленно кивнула, сознавая, что Коралена не могла быть моей родной матерью, разве что она все знала и была заодно с Вознесшимися. В этом я сомневалась, поскольку мне не встречались атлантианцы, которые бы поддерживали Вознесшихся.
Или прожившие в столице достаточно долго, раз уж Кровавая Корона увезла меня оттуда, чтобы я не представляла большого соблазна.
– Такое возможно, – начал Киеран, переводя взгляд с меня на Кастила. – А что? Кровавая Корона держала в плену еще одного атлантианца?
– Обычно у них были полукровки, по крайней мере, насколько я видел и слышал, – ответил Кастил огрубевшим голосом. – Но нет ничего странного в том, что я не знал, или… ее держали в другом месте.
Если это так, то мою родную мать… заставили забеременеть? Подвергли насилию со стороны выжившего из ума божества, которым манипулировали?
Боги.
У меня тряслись руки, и Кастил их отпустил. Я потерла ладони о колени.
– Не хочу спрашивать, – прошептал Кастил, хотя все присутствующие прекрасно могли его слышать, – но ты в порядке?
– Меня как будто сейчас стошнит, – призналась я. – Но я сдержусь.
– Если не сдержишься, ничего страшного.
У меня вырвался сдавленный смешок.
– А еще у меня такое чувство, будто я вполне могу стать Вестницей смерти и разрушения, как меня назвал Незримый в маске. – Я посмотрела на него. – Я хочу уничтожить Кровавую Корону. – Мои глаза наполнились слезами. – Мне нужно это сделать.
Королева Элоана наблюдала за нами. Кастил поймал мой взгляд и кивнул. Он ничего не сказал, но это была молчаливая клятва.
