— Так, Юрий Савельевич, вставай сюда. Да не сюда, вы мне здесь ковёр закапаете. Вот так, паркет ототрём… — при этих его словах Малофеева начала бледнеть. — Ты, Люба, вставай напротив. А мы с Мишей по бокам стоять будем. Тебе, Люба, надо будет сказать одну единственную фразу, запоминай: «Я, полное имя, клянусь служить Виноградову Юрию Савельевичу, исполнять его приказы и хранить его тайны». Это, конечно, сокращённый вариант, но в нашем случае этого хватит. Когда сказать — поймёшь. Не зыркай на меня, я знаю, что это можно толковать как угодно, не хуже тебя в крючкотворстве понимаю. Теперь запоминай главное. Будет больно, потому что ты, конечно, сейчас уже думаешь, как можно эту клятву обойти и ничего не нарушить. Чем больше таких мыслей, тем будет больнее. Если замыслишь обмануть — умрёшь. Прямо тут. Если откроешь сердце и примешь служение душой — тебе будет даже приятно. У клятвы есть и обратная сторона — Юрий Савельевич за тебя отвечать будет перед душой мира. Не за каждое твоё действие, конечно, а за то, что сделано по его приказу. Ты больше не будешь себе принадлежать. Всё поняла? Не передумала?
— Я и так уже себе не принадлежу, — глухо ответила женщина.
— Миша, ты просто повторяй за мной, — продолжил инструктаж дед, — И потом силу влей. Если с Юрием Савельичем что случится, Люба будет от клятв свободна, но что-то кому-то рассказать ей уже наша с тобой сила не даст. Но перед нами у Любы никаких обязательств не будет. Мы лишь хранители клятвы. От тебя не убудет, от меня подавно, а Юрию Савельевичу в нужном деле поможем.
— Это всё какой-то сюрреализм, — прошептала Малофеева едва слышно.
— Сейчас ещё импрессионизм добавим, — хохотнул дед, и по мановению его руки нас окутала серая пелена, отсекая все посторонние звуки и пропуская лишь рассеянный свет. — Давай руку, красавица. Надеюсь, вида крови ты не боишься.
Прокурорша, затравленно оглядевшись по сторонам широко открытыми глазами, протянула правую руку. Виноградов взял её своей рукой и полоснул по ладони невесть откуда взявшимся ножом. Малофеева вскрикнула от неожиданности и боли, но в обморок падать или убегать вроде не собиралась. Второй надрез генпрокурор сделал себе, после чего сжал ладонь своей подчинённой. Тягучие капли крови двух человек закапали на пол.
В этот момент я почувствовал поток маны, а прокурорша сжала зубы. Кажется, ей больно, но терпимо. Держится. Поток усилился, от сцепленных ладоней полился свет. Наверное, сейчас и надо произнести клятву?
Малофеева немного поёрзала — и вдруг улыбнулась. Глянула на деда, тот ей кивнул.
— Я, Малофеева Любовь Викторовна, клянусь служить Виноградову Юрию Савельевичу, исполнять его приказы и хранить его тайны!
Голос прокурорши звучал с каждым словом торжественнее и звонче, и я понял, что она примирилась со своим новым служебным положением, и говорит искренне.
— Я принимаю твою клятву и твоё служение, — просто ответил Виноградов, и поток маны усилился ещё больше, а свечение из ладоней сделалось довольно ярким.
— Я выступаю свидетелем и гарантом данной клятвы, — произнёс дед, и свою ладонь приложил к сомкнутому рукопожатию снизу, добавив в общий поток и свою ману.
— Я выступаю свидетелем и гарантом данной клятвы, — произнёс я, накрыл рукопожатие сверху и добавил ману от себя.
Сцепленные руки вспыхнули яркой вспышкой, и всё закончилось. Мы с дедом убрал руки, свою руку отпустил и Виноградов. А Малофеева так и осталась стоять с вытянутой вперёд перемазанной кровью рукой, приходя в себя.
— Это сейчас что было? — наконец хрипло спросила она, посмотрев на ладонь. Что характерно, порез исчез, будто и не было.
— Магия, дорогая, магия, — дед подмигнул прокурорше. — И первое, что ты должна уяснить… Юрий Савельевич, твоя клятвенница, ты и объясняй.
— Собственно, — кивнул тот, глядя в глаза женщине, — существование магии, причастность к ней и всё, что этой темы касается, включая саму эту клятву — это первая и самая главная тайна, которую подлежит охранять от всех, кроме тех, на кого я лично тебе укажу.
— И чтобы ты поняла, — подхватил дед, — как это работает, отправь кому-нибудь сообщение «я дала магическую клятву», только не говори, кому.
Малофеева закатила глаза. Может, она в тот момент думала, как незаметно вызвать санитаров? Но руку с браслетом-коммуникатором подняла, явно с намерением отправить сообщение. И замерла. Правая рука, измазанная кровью, дёргалась, но к коммуникатору приблизиться не могла.
— Что за чертовщина? — глаза у бедняги опять стали как блюдце. — Не могу!
— Вот это оно и есть, — улыбнулся Юрий Савельевич. — Ты дала клятву хранить мои тайны, а магическую клятву нарушить невозможно. Ты умрёшь, если каким-то образом исхитришься обойти прямые или подразумеваемые указания и запреты. Клятва будет действовать, пока жив хотя бы один из нас троих. Но не переживай, правильно ли ты поступила. Очень скоро ты поймёшь, что правильно. Хотя и будет нелегко.
— Хорошо, Юрий Савельевич, — Малофеева пришибленно посмотрела на начальника, потом на свою руку, — а можно мне умыться сходить?
— Иди, — кивнул дед, — направо, первая дверь. Потом возвращайся, у нас ещё два вопроса.
Я хотел тоже уйти, но дед попросил подождать немного. Впрочем, вернулась прокурорша быстро.
— Вопрос второй, но рассмотрим первым, — дед сел в своё кресло, предложив остальным сесть напротив. — Люба, как ты думаешь, не стоит ли тебе Мише как-то компенсировать причинённые неудобства?
Том 1. Глава 11. Отдых
Дед сел в своё кресло, предложив остальным сесть напротив.
— Люба, как ты думаешь, не стоит ли тебе Мише как-то компенсировать причинённые неудобства?
— В качестве компенсации, — Малофеева, не моргнув глазом, обратилась ко мне, — моя машина устроит? Я видела, как ты на неё смотрел.
Я же в растерянности посмотрел на ухмыляющегося деда, одобрительно кивнувшего генпрокурора и пожал плечами.
— Не думал об этом, но если так, то более чем. Только у меня лицензии на полёты нет.
— У неё автопилот, — грустно вздохнула женщина.
Мне даже на секунду стало её жалко, но потом я себя одёрнул. Какого чёрта? Всё справедливо, да даже, я бы сказал, она ещё легко отделалась! А машину себе новую купит, впечатление бедной она не производит. Но какого-то негатива теперь у меня к ней не осталось. Ошиблась, за ошибку заплатила сполна, а от меня не только не убыло, а ещё и прибыло. И машина даже не главное, знакомство и та фраза генпрокурора, что он мой должник — стоят гораздо больше.
«Миша, пустишь за руль, правда? Ну, пожалуйста!»
Началось…
— Вот теперь можешь идти, Миша, — отпустил меня дед, — позже поговорим. Нам тут ещё надо решить, что с заказчиками этого наезда делать…
Я попрощался со всеми и вышел. Пожалуй, мне надо отдохнуть…
