Мона хватает Устрицу за плечи и толкает его со всей силы, так что он бьется боком о дверцу. Она говорит:
— И ты тоже. — Она говорит: — Диктор на радио, он такой же живой, как свинья или корова.
Теперь на радио играет легкая танцевальная музыка. У Элен звонит мобильный, она нажимает на кнопку приема и прижимает трубку к уху. — Она кивает на радио и произносит одними губами: сделай потише.
Она говорит в трубку:
— Да. — Она говорит: — Да, я знаю, кто это. Вы мне кажите, где он сейчас, и как можно точнее.
Я убавляю громкость.
Элен слушает и говорит:
— Нет. — Она говорит: — Мне нужен белый с голубым бриллиант. Семьдесят пять каратов, фигурная огранка. Позвоните Мистеру Дрешеру в Женеву, он знает, что имение, мне нужно.
Мона вытаскивает из-под сиденья свой рюкзак, достает упаковку цветных фломастеров и толстую тетрадь в обложке из темно-зеленой парчи. Она открывает тетрадь, кладет ее на колени и что-то пишет в ней синим фломастером. Потом убирает синий и открывает желтый.
И Элен говорят:
— Не важно, какая охрана. В течение часа все будет сделано. — Она выключает телефон и бросает его на сиденье.
На сиденье между нами — ее ежедневник. Она открывает его и пишет какое-то имя и сегодняшнее число.
Книга на коленях у Моны — ее “Зеркальная книга”. Она говорит, что у каждой уважающей себя ведьмы есть такая зеркальная книга. Что-то вроде дневника и поваренной книги, куда записывают заклинания, ритуалы и вообще все, что связано с колдовством.
— Например, — говорит она и зачитывает из “Зеркальной книги”: — Демокрит утверждает, что можно вызвать грозу, если сжечь голову хамелеона в огне на дубовых дровах.
Она подается вперед и говорит мне прямо в ухо:
— Знаешь, Демокрит. Корень как в демократии.
И я считаю — раз, я считаю — два, я считаю — три...
А чтобы заткнуть человека, говорит Мона, ну, чтобы он прекратил болтать, надо взять рыбу и зашить ей рот.
Чтобы вылечить боль в ухе, говорит Мона, нужно взять семя вепря, когда оно истекает из вагины самки.
В иудейской магической книге “Сефер 'а разим” есть такой ритуал: нужно убить черного, еще слепого щенка — до того, как у него откроются глаза. Потом написать на табличке проклятие и вложить табличку в голову щенку. Потом запечатать его пасть воском и спрятать голову под порогом дома того человека, которому предназначается проклятие, и он никогда не заснет.
— Теофаст утверждает, — читает Мона, — что пионы надо рвать по ночам, потому что если, пока ты рвешь пионы, тебя увидит дятел, ты ослепнешь. А если дятел увидит, как ты подрезаешь пиона, у корни, у тебя приключится выпадение ануса.
И Элен говорит:
— Жалко, что у меня нет рыбы...
По словам Моны, нельзя убивать людей, потому что убийство отдаляет тебя от человечества. Убийство оправдано только тогда, когда ты убиваешь врага. Поэтому надо сделать так, чтобы жертва стала твоим врагом. Любое преступление оправданно, если ты делаешь жертву своим врагом.
Со временем все люди в мире станут твоими врагами.
С каждым новым убийством, говорит Мона, ты все больше и больше отчуждаешься от мира. Ты убеждаешь себя, что весь мир — против тебя.
— Когда доктор Сара Ловенштейн только начинала свое радиошоу, она не набрасывалась на каждого, кто звонил, с руганью и обличениями, — говорит Мона. — У нее было меньше эфирного времени, и аудитория у нее была меньше, и ей действительно, как мне кажется, хотелось помочь людям.
И может быть, это все из-за того, что на протяжение многих лет ей звонили по поводу тех же самых проблем — нежелательная беременность, разводы, семейные неурядицы. Может быть, это все из-за того, что ее аудитория выросла и передачу перенесли на прайм-тайм. Может быть, это все из-за того, что она стала зарабатывать больше денег. Может быть, власть развращает, но она не всегда была такой сукой.
Единственный выход, говорит Мона, это признать свое поражение и позволить миру убить меня и Элен за наши преступные деяния. Или мы можем покончить самоубийством.
Я спрашиваю: это что, очередная викканская чепуха?
И Мона говорит:
— Нет. На самом деле это Карл Маркс.
Она говорит:
— Когда ты убил человека, есть единственный способ вернуть себе связь с человечеством. — Она говорит, справляясь по книге: — Есть единственный способ вернуться в ту точку, где мир не будет тебе возмездием. Где ты не один.
— Дайте мне рыбу, — говорит Элен. — И иголку с ниткой.
Но я не один.
У меня есть Элен.
Может быть, именно поэтому столько серийных убийц работают в паре. Потому что это приятно — знать, что ты не один в мире, где только враги и жертвы. Неудивительно, что Вальтруда Вагнер, австрийская Ангел Смерти, убедила своих подруг убивать вместе с ней.
Это кажется очень естественным.
Мы с тобой против целого мира...
У Гари Левингдона был его брат, Таддеуш. У Кеннета Бьянчи был Анджело Буоно. У Ларри Биттейкера — Рой Норрис. У Дуга Кларка — Кэрол Банди. УДэвида Гора — Фред Уотерфилд. У Гвен Грэхем — Кати Вуд. У Дуга Грецлера — Вилл Стилмен.УДжо Каллингера — его сын Майк. У Пата Керни — Дэйв Хилл. У Энди Кокоралейса — брат Том. У Лео Лейка — Чарльз Нджи. У Генри Лукаса — Отгнс Тул. У Альберта Ансельми — Джон Скализе. У Алена Майкла — Климон Джонсон. У Дуга Бемора — Кейт Косби. У Иэна Брейди — Майра Хиндли. У Тома Брана — Лео Мейн. У Бена Брукса — Фред Триш. У Джона Брауна — Сэм Кетзи. У Билла Барка — Билл Хеер. У Эрксина Барроуза — Ларри Таклин. У Джо Бакса — Марионо Маку. У Брюса Чайлдза — Генри Маккенни. У Элтона Колмена — Дебби Браун. У Энн Френч — ее сын Билл. У Френка Газенберга — его брат Питер. У Дельфины Гонзалес — ее сестра Мария. У доктора Тита Херма — доктор Том Оллген. У Амелии Сакс — Энни Уолтерс.
Тринадцать процентов всех известных серийных убийц работали в паре или в группе.
В камере смертников в калифорнийской тюрьме Сан-Квентин Рэяди Крафт, “Убийца по талонам”, играл в бридж с Дугам Кларком, “Закатным убийцей”, Ларри Биттейкером по прозвищу “Клещи” и “Убийцей с большой дороги” Биллом Бенином. В общем на эту четверку приходилось сто двадцать шесть жертв.
У Элен Гувер Бойль есть я.
“Когда начнешь убивать, уже невозможно остановиться, — сказал Бонин одному журналисту. — Убивать с каждым разом все проще и проще...”
Вынужден согласиться. Это превращается в дурную привычку.
По радио говорят, что доктор Сара Ловенштеий была ангелом добра, не имеющим себе равных по силе и влиянию, десницей Божьей, честью и совестью этого мира, погрязшего в непотребствах, мира греха и жестокости, мира скрытых...
