При этом я не могла заставить себя рассказать о своих проблемах другим. Я столько раз хотела поговорит с отцом, с психологом, да хоть с Настей, но слова застревали в горле из-за какого-то иррационального чувства стыда. Мне было неудобно поднимать эту тему, будто это я в чем-то виновата, я что-то сделала не так. Поэтому врала, притворялась, что это все из-за учебы, что переживаю из-за надвигающихся экзаменов, выпускного. Находила тысячу причин, чтобы оправдать свой кислый вид и потухший взгляд.
Тошно. И как положить этому конец, я не знала. Хоть бери больничный до конца учебного года и из дома не выходи, скрываясь от всего мира.
Впрочем, это тоже не вариант. Мой дом давно перестал быть крепостью, в которой можно укрыться от любых проблем, потому что теперь здесь жил их главный источник. Наглый, самоуверенный, упрямый. Агрессор. Он вторгся на мою территорию, разворотил все, не оставив камня на камне. А самое страшное — он умудрился пробраться под кожу, куда-то на подкорку, прочно обосновался в мыслях, запустив когти в испуганно бьющееся сердце.
Даже сейчас, когда он уехал в спортивный лагерь, я чувствую не только дикое облегчение, но и необъяснимую тоску, оттого что нас разделяют сотни километров. Мне не хватает тихих шагов в коридоре, не хватает его запаха, не хватает молчаливых встреч утром на кухне, когда он сонно жует бутерброды, а я давлюсь фруктовый йогуртом. Не хватает хмурого взгляда и насмешливо изогнутых губ. Стоит закрыть глаза, как появляются черные крылья и хочется провести по ним пальцем, повторяя причудливые изгибы линий.
Мне не хватает его.
А заодно мозгов! Потому что только конченая дура, может жевать сопли и скучать по тому, кто испоганил ей всю жизнь.
В день, когда должна была состояться конференция, я осознала ужасную и совершенно очевидную вещь, которая раньше почему-то ускользала от моего внимания. Мне придется выйти на сцену и предстать перед взорами всех старшекурсников, среди которых будут и мои мучители.
Я представила, как они будут смотреть на меня, выкрикивать гадости, ржать, если ошибусь, и в груди начала расползаться паника. Липкая, неприятная, пока еще слабая, но постепенно набирающая обороты. Мне было страшно, что забуду текст, споткнусь, упаду, сломаю каблук, упаду в обморок, или что еще хуже — начну заикаться.
Почему я не подумала об этом раньше? Зачем влезла в эту идиотскую конференцию? Кому и что я хотела этим доказать?
Ноги не слушались. Молнию на куртке заело. Машина не заводилась. Все было против того, чтобы я шла в этот ад. Но я все равно шла. С обреченной решимостью, как человек приговоренный к смертной казни.
В том, что будет день Великого Янкиного позора, я убедилась, едва зайдя в школу.
— Вот и Белка пришла, беляшей принесла, — Рыжий пропел так громко, что вся рекреация услышала.
Я дернулась как от удара и едва не уронила сумку, лишь в последний момент, успев прижать ее к боку. Из кармана вывалились леденцы, ключи от машины и пачка салфеток.
— О, прокладка! — встрял Меньшов, — с крылышками хоть?
Под прицельным вниманием толпы я стала малиновой. Даже кончики ушей полыхали так, что от них валил жар. Тронь — обожжешься.
— Это салфетки, — промямлила я, поспешно собирая свое барахло, но вялая попытка оправдаться, потонула в залпе смеха.
— Ма-а-акс! — внезапно завопила Ирка, перекрывая общий гам, и бросилась к двери.
Я сжалась еще больше, напрочь забыв о том, что нужно дышать, и безошибочно почувствовала тот момент, когда по мне хлестнул темный взгляд сводного брата.
Господи, почему он вернулся именно сегодня?! Я думала, у меня еще есть в запасе пара дней свободы! Пара дней без него.
Я кое-как затолкала вещи в сумку и бросилась бежать, так и не взглянув в его сторону. Это было выше моих сил.
Появление Макса, окончательно выбило меня из колеи, и вместо того, чтобы отправиться в актовый зал, куда уже стягивался народ, я позорно спряталась в туалете на третьем этаже.
* * *
— Ты чего здесь прячешься? — раздался голос за спиной.
Кого еще там принесло в мою обитель скорби и печали?
— Я? — подняла измученный взгляд на зеркало и увидела в отражении Юльку Озерову.
— Ну не я же, — она подошла ближе, включила воду в соседнем умывальнике и начала мыть руки, — сопли жуешь?
— Жую.
— И как? Вкусно?
— Очень, — я склонилась ниже, снова плеснула себе в лицо холодной воды, и обращаясь то ли к ней, то ли к себе произнесла, — я устала.
— Все устали. Выпускной класс, экзамены и все такое.
— Ты не понимаешь.
— Куда уж мне, — хмыкнула Юля.
— У меня нет сил бороться, — я раздраженно кивнула на дверь.
— Это потому, что ты не с тем борешься.
— Да? С чем, по-твоему, надо?
— С этим, — она бесцеремонно постучала пальцем мне по лбу.
— Эй! — я возмущенно отпрянула.
— Вот тебе и эй. Надо над собой работать, а не отсиживаться в туалете.
— Ты у нас дипломированный психолог? — фыркнула я и, оторвав бумажное полотенце, на всякий случай отошла на шаг от этой буйной барышни.
— Почти, — Юля самоуверенно кивнула, — Поступаю на психологию. Готовлюсь. А тебе надо готовится к сегодняшнему выступлению. Тебя уже дважды приглашали. Ваша класснуха там рвет и мечет, аж пятнами от злости пошла.
— Я не пойду, — зло швырнула бумагу в мусорное ведро, — Гори оно все гаром. И выступление, и класснуха, и ее пятна.
Озерова посмотрела на меня, как на буйно помешанную.
— Это что за бунт?
— Бунт? Да они мне шагу не дают ступить нормально! Видела, что творится?
— Что? Стайка дураков ржет на пустом месте?
—Меня это нервирует. Обижает! Мне неприятно. Мне плохо!
— Это потому, что ты избалованная. Привыкла, что вокруг тебя все прыгают и опахалами машут, а как трудности возникли, так и спеклась. Легко быть принцессой, когда в попу дуют, да? А ты попробуй вот так, в боевых условиях достойное лицо сохранить.
— Тебе легко говорить. Ты зубастая.
— Ты тоже. Такой стервы еще поискать надо.
— Была, — грустно ответила я.
— Да ты что. И куда это делось?
— Не знаю.
В последнее время я сама задавалась этим вопросом, и ответа не находила. Меня будто подменили, лишив старых ориентиров и, забыв дать взамен новые.
— Не знаешь? А я тебе скажу. Никуда! Все с тобой. Просто ты не ожидала перестановки сил, вот и все.
— Действительно, элементарно! — пренебрежительно фыркнула я, но почему-то не ушла. Продолжала стоять рядом с Озеровой и пялиться на свое бледное отражение.
