— Чего ты скисла? Они же сказали — послезавтра все будет. Ничего с твоим Абрикосом за два дня не случится. — я пытался ее поддержать, но выходило как-то криво и неуклюже.
— А вдруг нет?
— Все будет хорошо.
— Ты слышал врача? Лапа у него плохая.
— Все. Будет. Хорошо, — повторил по слогам, борясь с желанием взять за руку.
— А если…
— Мороженое хочешь? — нагло перебил ее панику.
— Что? — растерялась она.
— Мороженое. Шоколадное.
— Я…не знаю.
— Отлично. Идем.
Все-таки схватил. Сгреб ее ладонь своей лапой и потащил притихшую Яну к ближайшему магазину.
В любой непонятной ситуации беги за мороженым. Золотое правило. С пяти лет пользуюсь, и ни разу не подводило.
* * *
Дальше мы просто сидим на лавке возле пруда, смотрим на толстых уток, выпрашивающих хлеб у прохожих, и разговариваем. Аккуратно, на отрешенные темы, стараясь не затрагивать острых граней.
Да погода хорошая, лето ожидается жаркое. Утки красивые, но глупые. Мороженое вкусное и холодное — просто поразительно.
Охотнее всего Яна рассказывает про приют. Мне все рано, я готов даже про опилки с ней беседовать, лишь бы не молчала, не смотрела лютой волчицей. Я хочу быть ближе к ней.
Сегодня, после того как увидел ее рядом с этим псом, у меня в голове что-то замкнуло. Переклинило по полной программе. Это не просто девушка. Она не только красивая, умная — это я знал давно, но и самоотверженная, неравнодушная. Почему-то именно это сразило меня наповал.
Телефон в кармане снова начал гудеть — в этот раз звонил сам тренер. Я представил, каким отборным матом он меня кроет за сегодняшний прогул и тактично выключил звук, не сбрасывая самого звонка. Завтра скажу, что не слышал, забыл телефон дома или что-нибудь еще придумаю. Все равно заставит отрабатывать на всю катушку, даже если сейчас отвечу и на коленях буду вымаливать прощение, так что пусть катится к черту. Ни о чем не жалею, ни в чем не раскаиваюсь.
— Завтра получишь? — поинтересовалась Яна, совершенно точно уловив мое настроение.
— По полной программе. Он с меня живого теперь не слезет.
— Что ж, сам напросился, — философски пожала плечами и с удовольствием лизнула мороженое.
Я предпочёл отвернуться, чтобы не видеть, как она это делает. Внутри все бастовало, потому что хотелось смотреть на красивые губы, хотелось самому вот так, языком…
Тряхнул головой, отгоняя непрошенные мысли.
— Я, между прочим, вместо тренировки к тебе приехал. Помогал! Как Золушка!
— Молодец. Попрошу Степана Константиновича выписать тебе грамоту.
— А медаль? Медаль будет?
— Шоколадная подойдет? — усмехнулась она.
В самый неподходящий момент, когда Белецкая начала улыбаться, опять зазвонил телефон, который я так и не потрудился убрать в карман. Он по-прежнему лежал на лавке между нами, и естественно мы одновременно посмотрели на экран.
Это была Левина.
Зараза, вот как одним местом чувствует, когда звонить надо. Такой момент испортила. Янка хмыкнула, поднялась, выкинула в урну пустую обертку из-под мороженого и, заправив руки в карманы, неторопливо пошла к машине:
— Догонишь. Ирке привет.
Я скрипнул зубами, скинул звонок своей бывшей и пошел за Белецкой.
— Что-то ты быстро наговорился, — усмехнулась она, отрывая дверцу бэхи.
— Не о чем нам говорить. Расстались. Точка.
— Она, кстати, так не считает. Всем рассказывает, что у вас временное затишье, и вы просто взяли небольшой таймаут, чтобы отдохнуть друг от друга, а потом как, у-ух, наброситесь с новыми силами.
Похоже, хитрожопая Ирка никак не успокоится и за моей спиной продолжает плести свою паутину. Мысленно сделал пометку, что завтра надо будет поговорить с бывшей подругой еще раз, а вслух холодно произнес:
— Она может болтать, все что хочет. Это ее проблемы. Мы расстались. Совсем. Никаких таймаутов. Точка.
— Зря. Хорошая девка, видная.
— Яночка, ты надо мной издеваешься?
— Нет, что ты. Просто переживаю о твоей загубленной личной жизни.
Все, магия мороженого рассеялась. Сводная сестрица пришла в себя и стала такой же язвой, как и прежде.
— Ты не переживай. Все в порядке с моей жизнью.
— Слава богу, а то думаю, как там бедный Максимка, — мы выехали с парковки и покатили в сторону дома, — Совсем никто его не любит, не жалеет. Даже крылышки поникли.
— Если бы я не был уверен, что ты меня терпеть не можешь, то подумал бы, что ревнуешь.
Она удивленно вскинула брови:
— Я? Тебя?
— Да-да, — при виде ее гневной физиономии, меня начал распирать смех.
— Мечтай больше, — она смерила меня чопорным взглядом и гордо вскинула подбородок. Дескать как такая как Я, могу ревновать такое недоразумение, как ТЫ.
— Но крылья-то мои тебя не просто так волнуют, — я не удержался и подлил масла в огонь.
Ее щеки стали пунцовыми.
— Не волнуют! Просто к слову пришлось. Для создания более унылого образа.
— Я так и подумал.
Зачем я ее злю? Сейчас кусаться начнет, а удержаться просто нет сил. Пускай все это выглядело по-детски, нелепым ребячеством, но остановиться нереально. Она так уморительно краснеет, когда смущается.
— Что б ты не волновалась, торжественно уверяю, что с ними все в порядке. Если хочешь, могу показать. Надо? — с готовностью задрал край джемпера, — ты только скажи.
— Избавь меня от своего убогого стриптиза, — проворчала она, вцепившись в руль так, что даже костяшки пальцев побелели.
— Как скажешь, — я поднял одежду еще выше и звонко похлопал себя по пузу, — всегда готов порадовать дорогую сестрицу.
Три минуты прошло в полной тишине. Янка пылала от праведного гнева, а я забавлялся ее реакцией. Да, может, и ненавидит, но это явно не все эмоции, которые я у нее вызываю. Это льстило, а самое главное давало надежду на что-то большее.
— О чем задумалась? Все о крыльях грезишь?
— Думаю, где тебя высадить. Прямо здесь или поглубже в лес завести и там бросить? — стрельнула в меня острым взглядом.
— Все, молчу, — я примирительно поднял руки, пытаясь утихомирить сводную злюку.
— Вот и молчи!
— Вот и молчу.
Янка сердито дернула рычаг передач и прибавила скорости, а я отвернулся к окну и почему-то улыбался всю оставшуюся дорогу.
* * *
Следующим утром ничего не изменилось. Ни тебе пламенного приветствия, ни тебе вопроса: как спалось, дорогой Максимка. Будто вчера между нами ничего и не изменилось.
