Я громко захлопываю крышку ноутбука и иду под холодный душ. От ледяной воды кожа покрывается противными мурашками, но мне нужно охладить мозг.
За эти два года я почти возвел ее в культ. Она стала для меня женским идеалом, мечтой. Я называл ее Белоснежкой, считая, что никого красивее нет.
Тихо смеюсь, подставляя лицо холодным струям. Теперь мне только и остается: плакать или смеяться. Лучше смеяться.
Ледяной душ становится ошибкой, потому что утром я просыпаюсь с температурой под 39. Лекарств нет, в аптеку сходить некому. Мать на деньги, которые я ей дал, чтобы она купила мне лекарств, купила несколько бутылок водки.
Я нахожусь в полубреду, не разбирая, где сон, а где реальность. Перед глазами стоит лицо улыбающейся Белоснежки. Я хочу прогнать ее образ, но он, сука, не уходит. Не хочу ее видеть, не хочу смотреть на эту ее улыбку, которая выдирает душу.
— Дим, ты болеешь? — слышу тихий голос над ухом, и тут же чья-то ладонь опускается мне на лоб.
Еле-еле размыкаю веки и пытаюсь сфокусировать взгляд на человеке.
— Дим, тебе плохо?
Это голос Олеси, но я не вижу ее лица. Перед глазами все она, она.
— Ммм, — издаю нечленораздельное мычание.
Чужая рука обвивает меня вокруг пояса, а голова с мягкими волосами опускается на мою грудь. Я хочу прогнать Олесю, но тело какое-то ватное и не слушается меня, поэтому я не могу сбросить с себя девушку. Но Олеся, слава Богу, догадывается сходить мне за лекарствами.
Через неделю я иду на поправку и возвращаюсь в школу. Но каждый день вместо того, чтобы внимательно слушать учителей, я то и дело возвращаюсь мыслями к Белоснежке.
Ее зовут Соня. Полное имя, должно быть, Софья.
Софья Рузманова.
Сколько раз я гадал, как ее зовут? Даже пробовал сам примерять к ней женские имена. Мне казалось, что ее могут звать Лиза или Аня. Имя Соня никогда не приходило мне в голову. Красивое, черт возьми.
Я не стал читать переписку судьи с дочерью, как и все остальные его переписки. Вышел из телеграма Рузманова и выключил ноутбук. Так что даже если в личных сообщениях судьи-коррупционера и есть компромат на него, мне об этом неизвестно. И никогда не будет известно, потому что я больше не собираюсь взламывать его мессенджеры.
Но я иду на следующее заседание суда по делу Антона. Теперь я уже смотрю на судью другими глазами. Я пытаюсь найти в его лице сходство с дочерью. Глаза у них похожи, серо-голубые. И, может быть, немного скулы. В остальном все. У судьи, скорее, темные волосы, нос орлиный, губы тоньше. Он, видимо, уже замечает, что я неотрывно его разглядываю, потому что во время речи прокурора вместо того, чтобы его слушать, смотрит на меня в ответ. Вопросительно. «Чего уставился?», читается в его взгляде.
Он так и не узнал меня, это очевидно. Конечно, запомнил, потому что я хожу на каждое заседание суда с Антоном, но не узнал во мне того мальчика. И если тогда еще во взоре судьи Рузманова можно было прочитать сочувствие, то сейчас лишь цинизм и бессердечие. Впрочем… Сколько у него было уголовных дел, по которым он выносил приговоры? За эти годы, наверное, тысячи. Вряд ли он помнит все.
Я слишком много о ней думаю, о дочке судьи. Это бесит меня, я хочу выбросить ее из головы, но она очень плотно там поселилась. Вросла и пустила корни. Они, сука, проросли до самого сердца. Я столько времени мечтал ее найти, потом уже отчаялся, смирился, и вот — бойтесь своих желаний.
Соня, Соня, Соня.
Черт…
Забыть, вычеркнуть, стереть. Ее имя, ее образ.
Я не могу с собой совладать и нахожу ее в соцсети. В Москве не так уж и много Софий Рузмановых, поэтому мне не составляет труда ее отыскать. Как назло, у нее полностью открытая страница, так что я шарюсь по ней часами. Здесь десятки фотографий ее счастливой и улыбающейся. Она одна, с младшей сестрой, с друзьями, с каким-то светловолосым парнем. С книгами в руках.
Красивая. Какая же она красивая.
Но отвращение к ее отцу, а автоматически и к ней, захлестывает меня с головой снова и снова. Я уже близок к тому, чтобы расхерачить долбанный ноутбук, если это поможет мне держаться и не заходить на ее страницу.
Она стала мне сниться. Ненавижу эти сны, в которых она такая красивая и добрая. Манит меня пальцем, а я, как слепой котенок, иду. Она все дальше и дальше, а я все за ней и за ней. И вот, когда я наконец-то беру ее за руку, она растворяется. И в этот момент я просыпаюсь.
Девочки, в предыдущей главе было полгода назад, а в этой два месяца назад. Обращаю ваше внимание, что в предыдущей главе были следующие фразы: "Время идет, ничего не меняется" и "Но все же, когда спустя какое-то время, Коршун очень настойчиво предлагает мне увидеться, я соглашаюсь". То есть, предыдущая глава охватила четыре месяца.
Глава 45.
Дима Соболев
Полтора месяца назад
«У меня на хате туса в пятницу, приезжай, поболтаем», получаю новое сообщение от Коршуна.
Мне становится настолько противно, что я морщусь. Не хочу к нему ехать. Я вообще не понимаю, почему Коршун ко мне пристал. Так-то я брат человека, который заложил его следствию.
Но Коршун постоянно мутит схемотозы, и я хочу быть в курсе того, что он думает и планирует. В конце концов, от этого может зависеть дальнейшая жизнь и свобода Антона.
Я приезжаю в дом Коршуна в пятницу вечером. Здесь, как всегда, толпа народу. Зачем он постоянно зовёт этих людей? Он хоть сам их знает? В гостиной накурено, и не только сигаретами. Гости разбиты по кучкам: кто-то просто разговаривает, кто-то пьет, а кто-то сосется по углам.
Среди девушек я замечаю Таню. Наша с ней связь оборвалась, когда начались проблемы у Антона. Мне было не до личной жизни, поэтому я просто перестал ей звонить, а на ее редкие звонки не поднимал трубку.
Таня в низких джинсах и коротком топе, оголяющем часть живота. Девушка не видит меня, потому что очень занята флиртом с каким-то явно нетрезвым парнем. А я разглядываю Таню и невольно сравниваю ее с другой девушкой… Не хочу произносить ее имя даже мысленно.
Сейчас ярко-красные волосы Татьяны и кожа в автозагаре кажутся мне омерзительными. Я даже слегка ежусь от брезгливости, когда вспоминаю наши ночи. Перед глазами снова становится она. Чистая и искренняя. Совсем не такая, как Таня.
Трясу головой. Нет, даже Таня лучше, чем она.
Быстро взбегаю по ступенькам на второй этаж, пока меня никто не заметил. Там у двери Коршуна немного собираюсь с духом, пару раз стучу и тут же распахиваю. Ничего не меняется. Сколько раз я сюда ни приходил, а картина всегда одна и та же: Коршун, как король, развалился в большом кресле, курит кальян, а по бокам рассредоточены его шестерки.
— О, Соболь! — восклицает быстрее, чем я успеваю поздороваться. — А я тебя ждал.
