Я не могу удержаться и тихо смеюсь. Судья смотрит на меня предельно внимательно, даже бровью не ведет.
— И что я должен сделать? — спрашиваю иронично. — Бросить Соню?
— Я сказал это ей, и я говорю это тебе: ваши отношения невозможны. Это слишком серьезно.
Я тарабаню пальцами по деревянной поверхности стола, подбирая слова. Но судья меня опережает.
— Я буду с тобой честен. Ты мне нравишься, парень. Правда. И я верю в искренность твоих чувств к моей дочери. Однако реальность такова, что ваши отношения невозможны. Соня, к счастью, это понимает. Теперь это должен понять и ты. Если бы не это уголовное дело, я бы никогда не возражал против ваших отношений и с удовольствием дал бы вам свое благословение. Но я судья по делу, где ты свидетель, а твой брат обвиняемый. Моя дочь не может состоять в каких-либо отношениях с тобой.
На его словах о том, что Соня понимает, что наши отношения невозможны, по телу проходит неприятная дрожь. Насколько сильно он промыл ей мозги?
Я поднимаю глаза на судью и несколько секунд его изучаю.
— Но вы ведь можете отказаться от этого дела. У судей есть такая опция.
Рузманов отрицательно качает головой.
— Я не могу.
— Потому что уже набрали денег? — хмыкаю.
Судья моментально меняется в лице.
— Что ты имеешь в виду?
— Вы берете взятки, — произношу с вызовом. — Я знаю это.
Рузманов мешкает и выглядит загнанным в угол. Растерянно молчит.
— Вы совсем не помните меня?
— Помню, конечно. Ты приходил на каждое предварительное слушание.
— Я не об этом. Мы встречались еще раньше.
Растерянность на его лице сменяется удивлением. Я тоже удивлен, что произнес это вслух. Когда сюда ехал, не собирался говорить об отце. Но все-таки не удержался.
— Когда?
— Двенадцать лет назад. Вы вели процесс против группы организаторов и исполнителей убийства одного из самых известных хакеров Москвы — Владимира Соболева. Помните?
Грудь и плечи судьи перестают вздыматься. Он впивается взглядом в мое лицо и смотрит, не мигая. Зрачки Рузманова расширяются, рот слегка приоткрывается.
— Моего отца убили на моих глазах, когда мне было шесть лет, — спокойно продолжаю. — Я помню тот день до последней минуты, как будто он был вчера. Утром мы с отцом навестили маму и Антона в больнице, он лежал с воспалением легких. Потом поехали кататься на аттракционах в парк. После парка шли к нашей припаркованной машине, когда двое на мотоцикле выскочили из ниоткуда и застрелили моего отца. Вы оправдали их за деньги. Скажите, вас хоть раз мучила совесть? Вы спокойно спите по ночам?
У Рузманова на лбу выступает испарина, а сам он бледнеет. Мне тоже не по себе от этого разговора и воспоминаний. Бабушка, мама отца, водила меня по детским психологам, пока не умерла. После ее смерти осталась квартира, которую моя мать пропила.
Я много раз задавал себе вопрос, что сломало мать. Смерть отца? Или несправедливый приговор суда? Я помню, что мама держалась, пока шел процесс. Пить она начала после признания всех организаторов невиновными.
— Значит, ты все-таки неслучайно с моей дочерью? — наконец-то подает голос. Теперь он у него не такой уверенный, как несколько минут назад, а слабый и сиплый. Рузманов наконец-то узнал меня.
— Вы можете не верить, но случайно. Я не соврал вам на вокзале. Я встретил Соню два с половиной года назад, когда понятия не имел, кто ее отец и когда мой брат еще был на свободе.
— Но потом ты узнал, кто ее отец.
— И это не изменило моих чувств к ней. Раньше я думал, что если бы мог выбирать, кого любить, то никогда бы не выбрал Соню. Но сейчас я знаю, что все равно бы выбрал ее. Несмотря на то, кто ее родители. Несмотря на то, что вы оправдали убийц моего отца и сломали жизнь моей семье. Несмотря на то, что вы набрали взяток от Коршунова и дадите ему условный срок, а моему брату реальный. Несмотря на все это, я люблю Соню. Она — не вы.
Я произношу это, пожалуй, чересчур эмоционально. У Рузманова нервно дергается кадык. Он устало вздыхает, затем берет салфетку из салфетницы и промокает вспотевший лоб.
— Твой брат тоже получит условно, — вдруг говорит.
Мои брови от изумления взметаются вверх.
— Но взамен ты должен прекратить отношения с моей дочерью, — добавляет.
Ах вот оно что. Кто бы сомневался, что за такой щедростью последует обязательное условие. Судья вопросительно на меня смотрит, пока я думаю, как ответить.
— Я обещаю, что у твоего брата будет условный срок, — настойчиво повторяет. — А учитывая, что он уже больше года в сизо, то, считай, полностью отбыл наказание. Твой брат будет свободен.
Кислорода в закрытом помещении становится катастрофически мало, стены давят. Мне тяжело вдохнуть. Напряжение нарастает, в воздухе искрит. Судья, не шевелясь, выжидающе на меня смотрит.
Моя единственная мысль — он меня покупает. От нее становится противно, но это не важно, когда я думаю, что мой брат уже совсем скоро может быть свободен. Вернется домой, и мы с ним вместе придумаем, как быть дальше. Я поступлю в институт, он найдет работу, мы снимем квартиру и съедем от ненавистной матери.
Ведь у меня нет никого ближе брата.
А потом вспоминаю Соню, и внутри меня все сжимается. Вспоминаю, ее искренние серо-голубые глаза, звонкий смех, нежные руки, теплые губы. Ее доброту и ласку. Ее нежность. Ее любовь.
— Ну так что? — прерывает тяжелую паузу Рузманов. — Ты согласен?
— У меня не было никого ближе брата, — наконец, говорю. — Пока не появилась Соня.
Я поднимаюсь с места, считая, что разговор с судьей окончен. Он не подает мне руку. Я тоже не ему подаю.
— Вы так и не ответили на мой вопрос, спокойно ли спите по ночам, — замечаю напоследок.
Я знаю, что и не ответит, поэтому, больше не мешкая, выхожу из ложи. Только на улице я наконец-то вдыхаю полной грудью.
Вот теперь мне нужно поговорить с Соней.
Глава 54.
Дима назначает мне встречу в парке возле школы. Ничего особенного, это место, где мы обычно гуляли после уроков. Чем ближе я к парку, тем сильнее бьется сердце. У меня миллион вопросов к Диме, но ни идеи, как начать разговор.
Он уже здесь, сидит на нашей лавочке и просто смотрит перед собой. При виде Димы сердце сжимается, но в то же время что-то меня сдерживает от того, чтобы не броситься тут же ему на шею. Хотя мы не виделись дней десять, и я ужасно соскучилась.
— Привет, — тихо произношу, подойдя к Диме.
Он поднимает на меня голову и смотрит. Не встает обнять и поцеловать.
— Привет, — отвечает.
